Слава, любовь и скандалы

В комнату вошел полноватый мужчина с красным лицом, в темно-синем костюме. «С претензией на значительность», — раздраженно подумала Надин.

— Вы выбрали неудачный момент для визита, месье.

— Позвольте принести вам самые глубокие соболезнования, мадам Дальма. Я уверен, что вы оцените мою расторопность.

— Я не понимаю, мэтр… Банетт, так, кажется? Зачем вы здесь?

— Мадам, — укоризненно ответил он, — только профессиональные обязанности могли заставить меня нарушить ваше уединение в горе. Но завещание месье Мистраля должно привлечь ваше внимание. Оно, как и положено, находится в специальной папке в отделе завещаний в Эксе, но я принес вам копию. Я подумал, что вы захотите на него взглянуть.

— Его завещание? — Надин резко выпрямилась. — Отец оставил завещание? Я об этом не знала. — Она в ужасе и тревоге спрашивала себя, не оставил ли старик деньги на благотворительность. Нет, это на него не похоже.

— Месье Мистраль пришел ко мне за советом три года назад, мадам, — продолжал мэтр Банетт. — Он консультировался со мной по поводу закона от третьего января 1972 года…

— Что еще за закон? Я не помню ничего такого, что касалось бы собственности. Мой адвокат в Париже проинформировал бы меня.

— Нет, мадам, к собственности как таковой этот закон отношения не имеет. — На лице нотариуса появилась сияющая улыбка. — В 1972 году парламент Франции принял закон, согласно которому появилась возможность признать детей, появившихся на свет в результате преступной связи лица, состоящего в законном браке. Месье Мистраль подписал акт о признании мадемуазель Фов Мистраль его дочерью.

Надин не могла произнести ни слова. А мэтр Банетт продолжал:

— Так вот его завещание. Очень странный документ, позвольте заметить. Ваш отец оказался весьма непростым клиентом, мадам. Сначала он хотел оставить все мадемуазель Фов Люнель. Я объяснил, что по французским законам это невозможно. В лучшем случае он мог разделить всю собственность между двумя детьми…

— Разделить!

— Мадам, не волнуйтесь так. Речь не идет о равных долях. Статья 760 закона о наследстве не оставляет на этот счет никаких сомнений. Мадемуазель Фов Люнель имеет право только на половину того, что она могла бы получить как законнорожденный ребенок. Таким образом, ее доля составляет 25 процентов. Вы, мадам, получите 75 процентов от того, что останется после уплаты налогов. — Нотариус замолчал, ожидая реакции Надин, но та просто остолбенела. Тогда он снова заговорил, получая удовольствие от своей миссии:

— Завещание, мадам, составлено в таких выражениях, что я не могу их одобрить. Я проинформировал об этом месье Мистраля, но он не стал меня слушать.

— Фов, — прошипела Надин, — всегда и везде эта Фов.

— Именно так, мадам. Судя по всему, месье Мистраль любил именно этого ребенка.

— Что он написал? Отдайте мне бумаги! — потребовала Надин.

— Мадам! — Нотариус прижал документы к груди. — Только потому, что мадемуазель Фов Люнель нет сейчас в Фелисе, я пришел к вам, не дожидаясь ее приезда. Ей обо всем сообщат, за ней пошлют, но я счел необходимым проинформировать о завещании вас, так как я не знаю, где найти вторую наследницу.

— Читайте же, черт возьми! — хрипло выкрикнула Надин.

— Именно это я и намерен сделать, мадам, — укоризненно ответил мэтр Банетт и откашлялся.

«Я, Жюльен Мистраль, хочу оставить все свои работы моей горячо любимой дочери Фов Люнель. Но так как законы не позволяют мне это сделать, я хочу, чтобы она получила серию «Рыжеволосая женщина», которую я выкупил у моей жены Кейт Браунинг Мистраль (документ, подтверждающий сделку, прилагается). Я хочу, чтобы моя дочь Фов получила все картины, которые я писал с нее и ее матери Теодоры Люнель, единственной женщины, которую я любил в своей жизни. Также я оставляю Фов серию картин «Кавальон», написать которую меня вдохновила именно она. Благодаря Фов я получил самый важный урок, но, к моему сожалению, это случилось слишком поздно. Я надеюсь, что когда-нибудь она поймет, что я услышал ее и изменился. Если моя любимая дочь Фов пожелает, я бы хотел оставить ей «Турелло» и всю землю, которая прилагается к дому по праву собственности. Если она не захочет оставить поместье, то оно должно быть продано, а деньги прибавлены к моему состоянию.

Ни при каких условиях «Турелло» и студия, в которой я работал, не должны стать собственностью мадам Надин Дальма. Я твердо знаю, что она не ценила и не понимала ни красоту земли, ни природу искусства. Двадцать пять процентов от моего состояния я также оставляю моей дочери Фов. Я был бы счастлив, если бы она взяла мою фамилию, но я пойму, если она не захочет этого сделать.

То, что останется, получит, согласно законам, мадам Надин Дальма, которая, я в этом ни минуты не сомневаюсь, продаст все как можно быстрее, чтобы получить возможность и дальше вести никчемную, пустую, тщеславную жизнь, которую она для себя избрала».

— Это все, мадам.