Слава, любовь и скандалы

Фов не обернулась к ним. Она смотрела на семисвечник, символизирующий священный сосуд, стоявший на алтаре в пустыне и в двух храмах Иерусалима. Наконец она повернулась к Эрику и взяла его за руку. Они вместе двинулись по студии и остановились перед первой из огромных картин.

Две высоких свечи в начищенных подсвечниках, хлеб и серебряный кубок с вином на белоснежной скатерти. Простые скромные формы страстно говорили о благодарности создателю за дары, ниспосланные человеку. Картина излучала покой, радость, веселую торжественность, и Фов склонила голову, начиная понимать.

— «Суббота», — прочитал подпись бородатый эксперт из Парижа, переводя на французский с иврита.

Фов рванулась к следующим полотнам и поняла, что три картины, привлекшие ее внимание с самого начала, отец намеренно повесил отдельно от других. Она отступила назад, чтобы видеть их все сразу.

Рядом с ней встал Адриан Авигдор и начал читать надписи на иврите. Он вспомнил буквы, которые учил когда-то. Как выяснилось, они никогда не уходили из его памяти.

— «Песах», — сказал он громко, глядя на первую картину.

— Праздник исхода, — добавил эксперт из Парижа. — В память о выходе из Египта. Мистраль использовал символы «Песни песней».

— «Шавуот». — Авигдор повернулся ко второй картине. И снова последовало объяснение парижанина:

— Праздник первых плодов, когда в храм приносят первые снопы и плоды, в память о том дне, когда на горе Синай Господь дал Моисею Тору.

— «Суккот», — прочитал Авигдор третью надпись и замолчал.

— Праздник собирания плодов или праздник скиний, — вновь разъяснил эксперт. — Скинии, или шатры сделаны из веток и соломы в память о скитаниях по пустыне. В них следует ночевать под открытым небом в течение семи дней.

Фов покачнулась. Стены расступились, краски вспыхнули ярче, она услышала пение звезд и смех пальмовых ветвей, ее подхватили крылья ветра. Что-то в самой глубине ее души раскрылось навстречу этой музыке, и Фов поняла: Жюльен Мистраль сумел преодолеть преграду времени и оказаться в древнем Иерусалиме. Кисть язычника преобразилась, и он потратил последние силы на то, чтобы воспеть народ, поклонявшийся невидимому богу и славящий его до сих пор.

Фов закрыла глаза и прислонилась к Эрику.

— С тобой все в порядке? — встревожился он.

— Давай выйдем на минутку… Остальные картины я посмотрю позже.

У самых дверей к ним подошел Адриан Авигдор и вопросительно посмотрел на Фов. Он все понял по ее глазам. Авигдор удовлетворенно вздохнул и отошел в сторону. Фов уже прошла мимо мольберта Мистраля, но вдруг вернулась к нему. Ее внимание привлек листок бумаги, засунутый в щель деревянной рамы. На нем знакомым почерком отца была написана всего одна строчка. Листок пожелтел, чернила потускнели, но все же он держался на мольберте, как флаг с девизом.

— Услышь, о Израиль, господь наш бог, бог един, — вслух прочитала она. — Только это.

— Разве этого не достаточно?

34

— Я не смогу описать тебе эти картины по телефону, Магали! Ты не могла бы прилететь сюда и сама взглянуть на них? — взмолилась Фов.

— Я обязательно их посмотрю, но сейчас это невозможно. Здесь просто сумасшедший дом. Самое главное, что твой отец захотел написать их, создать что-то такое, что позволило бы ему примириться с прошлым. Я думаю, это можно назвать искуплением, хотя обычно я таких слов не употребляю. Слава богу, что у него хватило на это времени.

— Дело не только в этом, Магали. Ты поймешь, когда сама их увидишь. Он написал эти картины собственной кровью. Авигдоры поражены больше остальных, ведь они знали, как отец раньше относился к евреям. Эксперты просто потеряли дар речи, хотя они постоянно имеют дело с шедеврами. Но больше всего меня тронул чиновник из налогового ведомства. Он ничего не понимает в живописи, но он ходил и наслаждался. Его так увлекла серия «Кавальон», что он совершенно забыл обо всех остальных картинах в хранилище. Я хотела сразу же тебе позвонить, но, к счастью, вспомнила, что в Нью-Йорке середина ночи. Так что я дождалась, пока ты появишься в офисе.

— Ну хорошо, ты хотела рассказать мне о картинах или есть что-то еще? — спросила Маги.

— Дело в том, что я не могу немедленно уехать из Прованса. Все проявляют очень большой интерес к картинам, а так как они принадлежат мне, то я должна задержаться здесь. Я не уверена, когда именно я смогу отсюда вырваться. Магали. Мне очень неприятно вот так бросать тебя…

— Не беспокойся обо мне. Все под контролем.

— Но как же твои выходные? — запротестовала Фов.

— Забудь о них. В саду почти все уже отцвело, и пока ты не вернешься, мы будем ездить туда только на субботу и воскресенье. Дарси поймет.

— О Магали, спасибо тебе, и поблагодари Дарси. Я буду часто звонить. Поцелуй всех, особенно Кэйси и Лулу… Я люблю тебя, Магали. Я так счастлива.

— Я слышу это по твоему голосу, дорогая. Не торопись, подумай обо всем хорошенько и не бросайся ни во что очертя голову. Я люблю тебя, Фов.