Слава России

Тяжелыми, грозовыми взглядами смотрели исподлобья братья на митрополита. Казалось, единый вопрос застыл в них. А что же, владыка, не наложил ты прещения на убийцу рязанского князя? А что же христианскую кровь, проливаемую им который год, не торопишься ты защитить? Или же не так красна она?..

Не по-Божьему судил Божий предстоятель, а по человеческому рассуждению. Но противиться ему невозможно было. Войско на супостатов послано сражаться, а не первосвятителя русского и крестный ход с иконами и хоругвями ратовать… Как ни постыло на сердце, а придется поворачивать вспять, дальнейшее лишь отцу решать вместимо.

Поднялись резко все три брата. Старшие головы приклонили под благословение. Перекрестил их довольный митрополит. Когда же хотел он благословить Константина, тот резко отдернулся, едва сдерживая слезы бессильного негодования. По тонким губам владыки Петра скользнуло что-то похожее на улыбку – не то сожаления, не то понимания детской обиды. Напоследок троим княжичам преподнесли образы Успения Пресвятой Богородицы – списки иконы, писанной самим митрополитом, и с тем отпустили, провожая благовестом всех владимирских колоколов.

В Твери встречали княжичей сумрачный от очередного оскорбления отец, уже предуведомленный о случившемся посланными вперед гонцами, и радостная тому, что ее дети живы и невредимы, мать. Опрометью сбежала княгиня Анна с крыльца и бросилась навстречу сыновьям, едва только показались они. Еще не успел Константин вынуть ногу из стремени, а матушка уже стащила его с седла, прижала к груди, закружила:

– Это что ж ты со мной сделать удумал, чадунюшко неразумное?! – заструился ее ласковый взволнованный голос. – Бежать из отчего дома! Без родительского благословения! Да кто ж тебя надоумил?

– Я только, матушка, хотел за обиду батюшкину постоять, – отвечал Константин. – Прости за огорчение!

– Постоишь еще, придет и твое время, – сказал отец, потрепав его по светлорусым вихрам. – Мужеству и верности твоим я рад, но впредь изволь нас с матерью не пугать столь. Благословение родительское – не пустой тебе обряд, чтобы помыкать им.

– Исхудал, измучился! – причитала, меж тем, княгиня, зацеловывая раскрасневшегося от смеси упреков и ласк сына.

– Оставь уж ты его, матушка, – улыбнулся князь. – Как-никак уж не дитя, а воин пред тобой. А притомились-то они все. Ничего! Сейчас добрая банька и сытный обед разом возвратят им силы!

Хлопнул отец в ладоши, дал распоряжение слугам, и, вот, уже повалил, радостным предвкушением щекоча нос, смолистый дымок из бани.

– И кваску с капусткою снесите! – приказал отец, обнимая за плечи старших сыновей. – Сейчас сам попарю вас…

Константин, вырвавшись из материнских объятий, обхватил его обутые в мягкие, зеленого сафьяна сапоги ноги. Княгиня с умилением улыбнулась, глядя на эту картину мужского единения, смахнула слезы радости и, взяв из рук мамки младшего сына, двухлетнего Васеньку, ушла в терем распоряжаться об обеде.

– Не кручиньтесь, дети, – сказал Михаил Ярославич сыновьям. – Бог не без милости! Найдем мы, как от наших врагов оборониться. Лишь бы только души наши соблюсти нам при том, ибо что в том, если, приобретая тленные царства земные, теряем мы небесное?

2

Белым-бело раскинулось поле пред селом Бортенево. Еще чуть-чуть и взрыхлят его незыблемую ледяную гладь копыта коней, расплавит и окрасит алым цветом кипящая кровь… Медленно-медленно поднимается солнце из-за леса, точно не хочется ему, жизнодавцу, смотреть на смертоубийство безумных людей, которым отчего-то все время не достает ни Божия мира, ни света его, с равной щедростью изливаемого на каждого.

Константин зябко поежился. Морозный воздух декабрьского утра пробирал до костей.

– Что, сын, не жалеешь, что с нами поехал? – спросил отец, вглядываясь в яснее проступающие при свете утра позиции противника.

– Нет, батюшка, я не простил бы себе, если бы не был сегодня при вас с братьями!

– Лицо получше жиром натри, обморожение – не то увечье, которое достойно в битве получать.

Дмитрий и Алексаша, ехавшие следом за отцом, проводившим последний перед битвой смотр своего войска, дружно засмеялись. Тяжесть положения не могла нарушить их юношеской бодрости, они были уверены в победе и рвались в бой. Рвался и Константин. Ему только что исполнилось двенадцать! Дмитрий в эти лета уже был послан отцом во главе войска усмирять нижегородскую чернь! А сам отец в те же годы смог отбиться от войска ордынского царевича Тудана, приведенного на Русь городецким князем Андреем Александровичем! Однако, родитель определил княжича к запасному полку, поберег до времени.

– Обожди, базилевс, придет и твой час рати за собой вести, – говорил он ободряюще. – А пока прикрывай тылы наши и не помысли себе, что это дело маловажное! Помнишь, небось, боярина Акинфу? Если бы не удар с тыла, так быть бы ему теперь посреди нас!