– Что ты делаешь? – раздался голос за моей спиной.
Напрягшись, я обернулась, а затем тут же расслабилась.
– О, это ты.
Грант стоял между двумя мотками спиральных удлинителей с яблоком в руке. Я зажала накладки подмышкой и сказала с британским акцентом:
– Мне необходимы письменные принадлежности.
Он был один из тех, кто сказал мне быть Скарлетт, вот я и собиралась ей быть.
– В данный момент? – спросил он, с легкостью переходя на идеальный британский акцент. Получалось у него гораздо лучше, чем у Донавана.
Я улыбнулась.
– Отец послал наставника, чтобы помочь мне в исследованиях.
Грант запрыгнул в бутафорскую библиотеку и оказался рядом со мной.
– Ты и твои наставники. Женщина не должна брать на себя больше, чем способна выдержать, – сказал он. Так сказал бы Бенджамин, и он это прекрасно знал.
– Увы, я делаю то, что мне велено.
– У меня есть смутное подозрение, что это утверждение не может быть еще дальше от правды. – Он поднял с угла стола перо и чернильницу, которые я не заметила до этого, и протянул мне, затем снова откусил от яблока; его голубые глаза озорно блестели.
– Благодарю, милостивый сэр.
– Мое удовольствие. – Он взял мою руку в свою и поцеловал кончики пальцев.
Когда я развернулась к выходу, наши руки все еще касались друг друга. Грант не шевелился, и в какой-то момент мы разъединились. Однако мы все еще удерживали зрительный контакт, пока я шагала прочь. Затем я развернулась, взмахнула немытыми волосами и ушла. Этот актерский метод реально работал. Сейчас между нами была такая связь, какой не было даже на прослушивании.
Идя по коридору, я улыбалась; накладки все еще зажаты подмышкой, в руках – перо и чернильница. Я подошла к углу и уже собиралась за него завернуть, когда внезапно услышала голоса. Владельца первого я тут же распознала – Реми. Другой же оставался для меня загадкой, потому что голос был слегка приглушенный, но низкий и напряженный. Я не хотела мешать, поэтому остановилась на мгновение, пытаясь понять, что мне делать: вернуться назад или переждать. В этот момент я услышала:
– Ей не хватает опыта и таланта. Никто ее не знает. А те, кто знают, ее не любят. Тебе нужно почитать, что о ней пишут в соцсетях.
Я даже не могла определить пол говорящего из-за того, что его владелец высказывал негодование громким шепотом.
– Если мы заменим ее сейчас, то понесем большие убытки.
– И еще больше, если не сделаете этого.
Я медленно пятилась, боясь, как бы не выдать себя случайным шорохом. Когда отошла достаточно далеко, вышла через другую дверь, от которой до трейлера было гораздо дольше идти. Вернувшись, прислонилась к двери, пытаясь перевести дыхание.
Шестнадцать
Донаван сидел на диване в той же позе и читал мою книгу. Когда я встала у двери, он поднял взгляд.
– Что случилось?
Я поставила перо и чернильницу на стол и бросила наколенники в угол.
– Слышала, как в холле кто-то говорил с моим режиссером. Они думают, что я отстой. И сейчас это правда так.
– Так кто-то сказал? Кто?
– Понятия не имею, кто это был. А что, если Реми его послушает? Что, если это кто-то влиятельный?
Донаван встал и подошел к окну. Он взял меня за руку и подвел к дивану.
– Сядь.
Я села.
– Как ты это снимаешь? – Он указал на мое лицо. – Как-то по-особенному?
Я кивнула в сторону трюмо.
– Там есть ватные палочки, и еще салфетки и средство для снятия макияжа.
Он взял все, что я сказала, и принес на диван, вручил мне и сел рядом.
Я повернулась к нему, закинула ноги на диван и скрестила их. Смочила ватную палочку в средстве.
– Это когда он не смывается сразу.
Он замялся и уставился на меня, и я поняла, что он не собирался снимать мой грим – просто принес это все, чтобы я смыла его сама. У меня в голове был бардак. Я начала было говорить, но он взял у меня салфетку и спросил.
– Это больно?
– Нет, все нормально.
Он потянулся к гриму и аккуратно дернул. После этого я протянула руку, и он вложил в мою ладонь латексный кусок грима. Затем он повернулся так, чтобы оказаться ко мне лицом, пока я сидела со скрещенными ногами. Он наклонился ко мне, и когда аккуратно снимал остальные части грима с моего лица, смотрел на меня с таким же сосредоточенным взглядом, с каким до этого читал книгу. Мое сердце забилось сильнее.
Я прижала колени к груди.
– Удивлен, что у тебя нет человека, который снимал бы грим, – сказал он.
Мы сидели так, что я могла смотреть только на него. Он был близко, его карие глаза изучали каждую часть грима так, будто это было самым важным делом за весь день. Его волосы, которые я взъерошила до этого, опали. Я снова убрала их, чтобы они не лезли в глаза.
– Спасибо, – поблагодарил он. И провел пальцем по моей голой щеке, где не было грима.
– Почему эту большую часть всегда пропускают? Ты еще не полностью превратилась?
– Это единственная часть, которая есть в готовом виде, и Леа, мой гример, снимает ее перед тем, как я выхожу с площадки. Она ее мне не доверяет.
Он кивнул, как будто это было очень логично. Как будто он тоже не доверил бы мне ничего важного.
Он на секунду замолчал, потом мягко сказал:
– Ты не отстой. Ты заслуживаешь быть здесь.