Он еще успел подумать о том, как ловко эти твари прячутся за не очень-то густым лесом, когда увидел псионическим зрением, как две стрелы промелькивают в воздухе и втыкаются ему в грудь. Он рванул лошадь вперед, и выпущенные стрелы воткнулись в землю где-то в стороне. Свистнули еще стрелы, еще, потом еще… и внезапно выстрелы прекратились. Лес как будто ожил, выпуская из своего нутра целую толпу существ, не похожих ни на что из того, что Слава видел раньше. Это была какая-то помесь гигантских ящеров и людей – из длинного, чешуйчатого тела торчал абсолютно человеческий торс, с развитыми плечами, мощными руками. Их лица походили на человеческие, но глаза обладали вертикальными зрачками, как у рептилий. Еще почему-то бросилось в глаза их гениталии, устроившиеся между передними лапами и очень похожие на человеческие, что у мужских, что у женских особей. Выглядело это довольно неприятно, но, видимо, функционально никак не мешало грессам размножаться. Все особи были взрослыми, крупными, размером с небольшую лошадь. У женских имелись груди, разного размера, но тоже вполне человеческие. Если смотреть от пояса вверх – люди и люди, а ниже – когтистые чешуйчатые лапы, бочкообразное круглое тело, заканчивающееся небольшим хвостом.
Этот сплав человека и ящера выглядел отвратительно, гротескно и очень, очень опасно, тем более что все они были вооружены до зубов – начиная с луков, заканчивая топорами, мечами и копьями. У Славы в голове мелькнула мысль о том, что, если бы грессы захотели, ни черта бы ни одного человека на этой планете не осталось: глядя на них, понимаешь, что это настоящие боевые машины, существа, созданные для боя изуверскими опытами модификаторов.
Грессы подошли к Славе, вцепляясь когтистыми лапами в мягкую, усыпанную листьями землю, и замерли, разглядывая его фигуру. Он не был похож на местных жительниц, и создавалось впечатление, что они никогда ранее не видели мужчин, тем более что Слава сбросил куртку и ехал по пояс голым. Он тоже их рассматривал, прикидывая, кто из них главный, с кем говорить. Это определилось довольно быстро – крупный самец из первого ряда гортанным голосом крикнул на языке воительниц:
– Кто ты? Что надо на землях грессов? Ты хочешь умереть?
Это прозвучало довольно пафосно, и Слава улыбнулся. Осталось только сказать: «Хау! Белый человек!» Ну чем не встреча с индейцами?
Его улыбка вызвала странный эффект: грессы как будто напряглись, а Слава насторожился: может, они приняли его улыбку за оскал? Типа демонстрация силы и вызов? Кто знает, что намешано в голове этих искусственных существ. Его посетила одна мысль, и он принял решение:
– Я Слава, Мудрый. Мне нужно посетить капище.
Грессы как будто вздрогнули, загомонили. Слава разбирал слова: «Он говорит на нашем языке! Говорит: Мудрый! Что нам делать? Мы не можем отказать Мудрым! Он хочет в капище!»
Слава обратился к ним на языке зеленых. Алусийский язык оказался для грессов родным.
Один из грессов – тот, что обращался к нему ранее, – отделился от группы и подошел к Славе:
– Ты должен пройти с нами. Мы доставим тебя к капищу. И Мудрые решат: действительно ты Мудрый или нет. Мы еще не встречали таких Мудрых, потому не можем принять решение.
– Со мной мои сопровождающие. Я хочу, чтобы они пошли со мной, – ответил Слава, вглядываясь в козьи глаза кентавра.
Тот почесал недлинную русую бородку и после недолгого раздумья ответил:
– Хорошо. Пусть идут с вами. Все равно: если окажется, что ты не Мудрый, их убьют. Так какая разница когда. Зови их сюда.
Слава крикнул, эхо еще не успело затихнуть, как Лера и Тирас уже сорвались с места и рысью поехали к нему. Через пять минут вся кавалькада в окружении толпы кентавров отправилась туда, куда они стремились эти два месяца.
Ехать пришлось около четырех часов. Солнце уже склонялось к горизонту, когда они подъехали к обрыву, уходящему глубоко вниз. Из-за гущи леса не было видно, что там, внизу, находится, но, когда они вылезли на склон, стал виден Он.
Его туша лежала там, куда его определила судьба. Километровый цилиндр с лепешкой с одной стороны, напоминающий жезл регулировщика со знаком «стоп». Его блестящий некогда корпус ободрался, с него свисали целые пласты обшивки, развевающиеся по ветру, как знамена. Они издавали гул и звон, сливавшийся в один металлический звук, как будто одновременно звучало множество арф. Под блестящей обшивкой виднелась металлическая матовая поверхность, успешно избежавшая коррозии. Передняя часть корабля была деформирована от удара – он врезался в планету по касательной, вырыв огромную рытвину, как будто в жидкую кашу с размаху наискось бросили кусочек хлеба. Этот «кусочек» так и остался торчать в песчаной почве, которую он расплескал, на тысячи лет, не имея возможности подняться и улететь. Его шлюз находился в «лепешке» с торца корабля. Эта большая штуковина имела метров двести в диаметре. Похоже, она и являлась жилой частью звездолета. Впрочем, убедиться в этом можно было, только попав на борт этого гиганта.
Тирас в ошеломлении раскрыла глаза и сдавленным голосом прошептала: