Славяне и арийский мир

Таким образом, в процессе исследований древних славян складывается проблемная ситуация такого же плана, что возникает и при сопоставлении нордических признаков извлекаемых из серийных захоронений останков с признаками, характерными для сегодняшнего населения Южной Германии. Здесь предположение о том, что из таких нордических групп, как, например, из обнаруженной в Гизинге (Giesing: древнее поселение, старше Мюнхена. Его название, звучащее как «Кизинга» (Kyesinga), впервые упоминается в летописях уже 790 г. Сельская община Гизинг территориально и административно включена в состав Мюнхена в 1854 г. (http//www.muenchen.de/verticals/Stadtteile/114217/). — Примеч. ред.) благодаря одному лишь отбору, путем дифференцированного размножения, столь сильно развилось внедрившееся сюда альпийско-динарское население, также является скорее надуманным. Как одну из причин ослабления общественных слоев той эпохи и вместе с тем как предпосылку расового смешения как у германцев, так и у славян, следует, по всей вероятности, рассматривать их христианизацию [108) Гюнтер Г.Ф.К. Происхождение и расовая история германцев (Günther, H. F. К.: Herkunft und Rassengeschichte der Germanen. 180 S.; München; 1935)]. В этом контексте особенно примечательно, что лингвистическая теория субстрата также учитывает «поднятие на поверхность (Emporkommen) подавляемых до определенной поры социальных слоев» [109) Покорны, Й. Pokorny, J.: 1936, цит. стр. 56.]. И в самом деле, среди древних славян присутствует слой несвободных (eine Schicht der Unfreien), в которых Нидерле видит «подчиненных автохтонов» [110) Нидерле, Л.: цит. стр. 3]. (Так, в подтверждение этого существует версия, что древнеславянское слово «смерд», то есть юридически неполноправный феодально-зависимый земледелец, изначально несло не социальную, но именно расовую окраску. — Примеч. ред.). Вместе с тем, естественно, что и вторая возможность — снижение активности крупных нордических родовых сообществ в процессе размножения, — не исключена. Для христианского Средневековья подобное допустить можно, и даже с уверенностью, но сыгранная подобным стечением обсоятельств уже в древнеславянском периоде существенная роль, напротив, кажется весьма сомнительной.

Эти результаты дают теперь возможность представления того, что классификацию древнего славянства в пространственном аспекте следует осуществлять, исходя не из, или не только из, укоренившейся уже в праславянстве дифференциации и разнообразия смешанного древнейшего населения этих земель, но учитывая различный социологический возраст исследуемых групп. Так, можно предположить, что у самых западных племен изначально жестко регламентированные границы социальных слоев были скорее всего нарушены и ослаблены вследствие более ранней христианизации и давления политического главенства немцев. Особенное положение находящихся в непосредственной близости к торгово-транспортным путям родоплеменных групп на Дунае и Висле указывает на ту же направленность. Подобное влияние могло иметь место и на востоке, у новгородцев и полян, испытывавших норманнское давление. Здесь тем или иным образом сильно выделяется факт того, что оба центра варяжского государственного образования — с Новгородом на севере и Киевом на юге — расположены в области подчеркнуто восточноевропеоидных племен. Для целого же ряда групп (Волин, Хафельланд, Саксония) тем не менее подобное объяснение не подходит. Таким образом, расовая классификация древнего славянства является весьма своеобразной и требующей в первую очередь пристального внимания к взаимному влиянию географических и социологических моментов.

ОБОБЩЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ