Славяно-горицкая борьба. Изначалие.

По опыту исследовательской работы мне нередко приходилось сталкиваться с теми, кто искренне считает русской национальной борьбой самбо. Ну а где самбо, там и дзюдо. Для большинства ведь разницу между ними определяет только то, во что одет спортсмен: в кимоно или куртку. Впрочем, есть и такие, кто считает кимоно национальной одеждой славян. Не спешите закатывать глаза, поражаясь такой пещерной Простоте. У нее есть свои теоретики-мыслители, радетели, так сказать идейной альтернативы. По их мнению, боевое искусство в том виде, в каком оно существует сейчас, безнационально. Во всем виноваты китайцы с японцами, они просто присвоили себе исконно арийскую состязательную культуру, стилистически близкую к старому кемпо, созданную, соответственно, европейскими народами. Культура эта попала на передний край единоборческих изысканий человечества, то есть в Юго-Восточную Азию, после легендарного перехода народа Индры. Стало быть, в современном каратэ японского ровно столько же, сколько и славянского. Как тут не вспомнить слова соцкультовской песенки «Все вокруг колхозное»! Скажем так – все вокруг арийское, все вокруг мое! Не хочется дальше обижать наших восточных собратьев по оружию. И так уж им досталось на орехи, например, с этим принципом у-вэй. Ведь, конечно же, не в том суть, что восточная система плоха и непродуманна. Она просто соответствует сама себе, оставаясь совместимой с подсознательным планом индокитайского Востока. Вот вам еще пример: сконцентрированная поза, подражание животному, сосредоточение, концентрация… Что это? У-шу, каратэ? Йога! Установки, как видим, сходятся. Оказывается, совершенно необязательно вникать в единоборческую культуру, чтобы прочесть привычную схему. Говорят, йога – блистательное отражение языческого естествознания. И все-таки уточним – индо-азиатского профиля.

Сколько их, этих путей подсознания?! Вот мерцает в колдовском своем таинстве бледно-синеокая бирюза – самый любимый и почитаемый на Востоке камень. Вряд ли найдется в таинственном мире минералов другой такой проводник идеи Инь – отражения. А что же европейский Север? Грешит ли он пристрастием к какому-либо символу-цвету? Как не грешить, рубиново-пурпурная порфира будоражила не только самовластную натуру князей-правителей, но хватала за живое и жрецов – распознавателей пути познания. Историки мнят порфироносное начало – наследием Византии. Так ли это? Поразмыслим.

Индоарийская цивилизация составила свою сакрально-цветовую картину мира, воплотив ее в четыре цвета: золотой (желтый), порфирный (красный), белый и черный. Последние два отражают североевропейский инь-ян: полярные оппозиции, и воплотились позже у славян в Белобога и Чернобога. Культ золота – отражение солярной идеи арийцев, так же как и колесо (обруч, пояс, перстень, нимб и т. п.), связанной с солнцепоклонничеством. Остается красный цвет. Почему предпочтение отдано ему, а не синему или зеленому, хотя и тот и другой также сочетается с некой идеей природомерной сути? На мой взгляд, в основе этого выбора – специфика арийской метапсихологии. Активное, судьбоносное начало, взрывной потенциал духотворчества и рукотворства. Ничто в древнем мире не способно было сдержать эту лавину, выплеснувшую новую европейскую суперкультуру. Тысячелетиями народы, взращенные на ее почве, использовали наследие великой европейской пракультуры. В стезе нашего разговора нельзя не упомянуть, что у славян красный цвет не только соответствовал воинскому началу, но являлся также и оберегом. Отсюда – сакральные мотивы народной вышивки, использующие, оставаясь архаичными, именно красную нить. Кроме того, красный цвет у славян символизирует земную жизнь и плодородие, отсюда языческая традиция, перекочевавшая в христианскую пасху – подношение красного яйца. Основной цвет языческой свадьбы вовсе не белый (белый – цвет похорон!), а именно красный. В переводе со старославянского «красьнаа» – значит «урожай». Так что и помимо византийских традиций славяне имели собственную семантику данного понятия.