Славянская Европа V–VIII веков

Предание об основании Киева сохранилось в двух основных летописных версиях. Основа его по сравнению со сказанием, которое записал в XI в. Начальный летописец, не изменилась. Но Нестор в начале XII в. внес некоторые дополнения. Отдельные обрывки предания продолжали бытовать и временами записываться в Киевском Поднепровье до нового времени.

Начальный летописец начинает свое повествование со слов: «Как древле был царь Рим и во имя его город Рим; и еще Антиох, и была Антиохия Великая; и еще Селевк, и была Селевкия; и еще Александр и была во имя его Александрия; ибо в немногих местах так прозваны были грады во имена царей тех и князей тех: так же и в нашей стране зван был град великий Киев во имя Кия, его же называют будто бы перевозчиком; иные же, что ловы творил около города своего».[1861] Вторая версия вовсе не противоречит княжескому достоинству. Летописец имеет в виду распространенный у славян сюжет о князе или боярине, находящем место для города во время охоты. Чуть ниже летопись вкратце излагает предание об основании Киева. При этом летописец, явно условно, датирует события 854 г., исходя из своих представлений о призвании Рюрика и «начале Русской земли».

Итак, история основания Киева в Начальной летописи следующая: «Жили каждый с родом своим, на своих местах и сторонах, владея каждый родом своим. И были три брата: одному имя Кий (Кый), второму же имя Щек, третьему же имя Хорив, а сестра их Лыбедь. И сел Кий на горе, где ныне увоз Боричев, и был с родом своим. А брат его Щек на другой горе, от него же прозвалась Щековица. А третий Хорив, от него же прозвалась Хоривица. И сотворили градок во имя брата своего старшего и нарекли имя Киев (Кыев). И был около них лес и бор великий, и ловили зверя. И были мужи мудрые и смышленые, нареклись поляне, и до сего дня по ним же кияне — поляне; были же поганые, жертвуя озерам и источникам, и рощам, как прочие поганые».[1862]

Итак, здесь впервые появляются братья Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь — основатели Киева. С каждым из них связывается одно из местных названий киевской округи. С Лыбедью, о чем летопись хранит молчание — река Лыбедь. Игнорирование предания о Лыбеди летописцем найдет еще свое объяснение. Пока обратимся к тому, что он проговорил, а не замолчал. Старший Кий «был с родом своим», тогда как братья основали отдельные выселки — частое явление при земледельческой колонизации. Как центр своего рода братья основывают поблизости от двора Кия, на Старокиевской горе, куда в X в. вел с реки Боричев увоз, небольшой «градок». Он и получил название Киев. Разрозненные дотоле роды объединились вокруг него и получили от них общее имя «поляне», но также и «кияне» — киевляне, «люди Кия». Вновь упоминается и княжеская охота в «лесу и бору великом» около града, важная составная часть древнеславянского гощенья. При всей своей «мудрости» братья оставались язычниками. Летописец подчеркивает это в поучение современникам, которые, разделяя суеверия предков, нередко уступали им в доблести.

Нестор сразу же поправляет своего предшественника: «Поляне жили особо по горам сим, ведь и до сих братьев были поляне…»[1863] Итак, название «поляне», как выясняется, появилось еще до Кия. Лишь название «кияне» появилось со времен Кия, как подчеркивает летописец далее, меняя смысл фразы своего источника — «от них поляне — кияне и до сего дня».[1864] Наиболее существенное дополнение в Повести следующее: «Иные же, не ведущие, говорят, что Кий перевозчиком был. У Киева ведь был перевоз тогда с той стороны Днепра. Оттого говорили: «на перевоз на Киев». Но ведь если бы Кий перевозчик был, то не ходил бы ко Царюгороду. Но сей Кий княжил в роде своем, и приходил он к царю неведомому, но о том только ведаем, как сказывают, что великую честь приял от царя, которого не ведаем и при котором приходил царе. Когда же шел он назад, пришел к Дунаю, и возлюбил место, и срубил городок малый, и хотел сесть с родом своим, и не дали ему там близ живущие. Оттого и доныне называют дунайцы городище Киевец».[1865]

Итак, летописец представляет версию о перевозчике подробнее — с тем, чтобы с большим основанием ее опровергнуть. Сведения о балканских деяниях Кия заимствованы из устного предания, чем и объясняется отсутствие информации о личности «царя». На предание («сказывают») летописец и прямо ссылается. Интересно при этом, что слог повествования прямо указывает на характер устного источника. Перед нами местами ритмическая речь, напоминающая метр «Слова о полку Игореве» и других ритмизованных фрагментов летописи[1866]. Если она перебивается, то комментариями самого летописца. Но при этом ритм источника передался и собственной его речи, что можно видеть в начале рассказа («Аще бо бы перевозникъ Кии/ то не бы ходилъ ко Царюгороду»). Итак, перед нами, скорее всего, единственный след давно утерянной полянской эпической песни о Кие.[1867] К сути же этого рассказа мы еще вернемся.