Славянская Европа V–VIII веков

Племена культуры сопок расселялись преимущественно в поймах рек и озер. Их неукрепленные поселения располагались часто у впадения ручьев или оврагов. Это в основном небольшие веси размером от 350 м² до гектара. Гораздо реже встречаются крупные села, от 2 до 6 га площадью. В селениях дома располагались кучно. Строили наземные, иногда углубленные срубы-избы с печами-каменками в углу. Площадь домов — от 18 до 27,5 м². Рядом с домами располагались неотапливаемые хозяйственные строения, еще меньших размеров, кое-где и ямы.[1929]

Кучная застройка, громадные коллективные усыпальницы-сопки, небольшие веси — приметы большесемейного и патронимического устройства. Здесь, на Русском Севере, его пережитки будут сохраняться еще спустя тысячелетие. Борьба с внешними врагами и покорение природы не располагали к распаду «родовых» коллективов. Среди сопок встречаются одиночные — при стоящем отдельно «родовом» дворе или веси. Гнездовье весей, как и пару веков назад на юге, как еще и спустя века на севере, составляло соседскую общину — мир.

Родоплеменное устройство ревниво охранялось. Одним из его выражений являлся обычай заключать браки только между «родами» своего племени. Образцом защиты этого устоя служила известная и южным славянам эпическая песнь о мести братьев за соитие с сестрой молодцу-«чужаку». В варианте с Русского Севера братья зовутся Волховичи (дети Волха?). Они расправляются с несостоявшимся женихом, а затем убивают и саму сестру, восставшую против родового закона. Любовники безропотно принимают смерть.[1930]

Вместе с тем политический строй словен уже далеко ушел от первобытности. Племенной союз возглавлялся общим князем, который возводил свой род к легендарному родоначальнику. Власть передавалась по наследству — но необязательно от отца к сыну, просто в пределах «рода».[1931] Князь наделялся сверхъестественным могуществом. По примеру своего предка — «волхва» и волкодлака Волха — он являлся главой дружинного воинского братства, с каковым связывались оборотнические поверья. Одновременно возглавлял он и мощную на словенском Севере корпорацию волхвов, соединивших принесенные с собой велетские «глубинные» тайны с чародейством туземцев-финнов. «Вещесть» еще в Х в. считалась важным для северного князя качеством. О том свидетельствуют летописные предания о Вещем Олеге. Последний, кстати, под именем Вольги почти что слился с Волхом в русских былинах.

Князь Волх — идеальный герой — предстает в печорской былине.[1932] Эта былина, сохранившаяся на крайнем северо-востоке «былинного Севера», занесенная переселенцами XV в., интересна еще и тем, что в ней нет еще никакого «южного похода». Просто описывается рождение Волха и молитва-заклинание его матери, просящей для сына всех возможных достоинств. Все достоинства былинных богатырей Руси, внешние и внутренние, должны соединиться в новорожденном. Просьба эта у былинного певца выглядит уже почти по-христиански, и в то же время дает смотр древних героических добродетелей. Мать просит для сына:

Тулово ему бы Святогорово…
Да сила Самсона Колыбановиця…
Да конь бы Ильи, Ильи Муромца…
Кафтан бы ему Дюка Степановиця…
Сапожки Чурила бы Пленковича…
Шапка Кузенка Сибирчаженина…
Руковичи Казарина Петровиця…
Сметка Олеши нынь Поповича…
Вешво Добрыни Микитиця…

Этот перечень, в котором гигантская стать и богатырская сила встают в один ряд с конем и одеждой, а те, в свой черед, — со сметкой и вежеством, — по духу принадлежит давно ушедшей эпохе. И словно подтверждая это, Волх затем и в этой былине учится тому, что принадлежит ему по праву таинственного рождения:

Учился бы в вольнём море щукой ходить,
Учился бы по поднебесью птицею летать,
Учился бы по полю лютым зверем рыскати.

Таковы были вожди словен (и не их одних) — в песенном идеале. Внешний блеск и физическая мощь для них равнялись личному уму и благородству, и считались необходимыми для обретения сверхъестественной силы. Здесь — корень стремления знати славянских племен к обладанию различными «престижными» редкостями.