Славянская спарта

И Иванъ Черноевичъ, и сынъ его Георгій жили по долгу въ Обод, въ его укрпленномъ вышгород, на который мы теперь любуемся. Георгій Черноевичъ обезсмертилъ свое имя и прославилъ Ободъ, устроивъ въ немъ первую славянскую типографію. Въ его время торжествующій исламъ соблазнялъ малодушныхъ, и многіе сербы, потурчившись изъ корыстныхъ видовъ, приносили большой вредъ народу. Чтобы поддержать православіе, Георгій купилъ въ Венеціи вс принадлежности типографіи и въ собственномъ дом, на вершин Ободской горы, сталъ печатать и распространять въ народ церковныя книги. Въ 1495 г. вышла отпечатана имъ первая книга — Октоихъ. Георгій сдлалъ и другое очень важное нововведеніе въ жизни своего народа, невидимому, съ тою же цлью поддержки православія, которое онъ справедливо считалъ основою независимости Черногоріи, историческимъ знаменемъ, собиравшимъ вокругъ себя народъ и одушевлявшимъ его на отчаянную борьбу съ поработителями-магометанами. Утомленный трудами, Георгій ршился отказаться отъ власти и ухать на покой въ Венецію, на родину своей жены итальянки; но передъ отъздомъ онъ собралъ народъ и передалъ свою власть надъ нимъ митрополиту Герману, увщевая своихъ подданныхъ, что они не могутъ найти лучшихъ вождей, какъ духовные отцы ихъ.

«Прибгайте въ нему въ гор и радости, внимайте совтамъ его. Вручаю ему гербъ, который употребляли въ Боз почившіе цари сербскіе, предки мои, и я самъ!»

Народъ съ рыданіями проводилъ до Котора своего любимаго князя, и съ тхъ поръ цлый рядъ владыкъ сталъ во глав Черногоріи; въ одномъ и томъ же лиц соединилась духовная и мірская власть, архипастыри стали полководцами и законодателями.

* * *

Сейчасъ же за горою, на которой высится «градъ Ободъ», также направо отъ насъ, другая гора, густо обросшая молодыми лсами и охваченная кругомъ всей вершины своеобразною оградою изъ наваленныхъ другъ на друга камней; это заповдный лсъ для охотъ князя, полный фазановъ, какъ и разной другой четвероногой и пернатой дичи.

Теченіе Рки необыкновенно извилисто; то справа, то слва выступающія горы постоянно загораживаютъ ей путь и ломаютъ ея русло. Оттого кажется, что васъ везд окружаетъ какой-то стоячій, горами обставленный прудъ, а не ложе широкой рки. Намъ уже не одинъ разъ встрчались большіе, длинноносые «ландрасы», еще просторне и грузне той лодки, на которой мы демъ, биткомъ набитые мужчинами, женщинами и дтьми. Черногорокъ тутъ постоянно видишь за веслами; видно имъ ни по чемъ всякій мускульный трудъ, на которомъ ихъ въ дтств воспитываетъ суровая школа жизни. Въ ландрасахъ этихъ можетъ помститься нсколько десятковъ человкъ, и на нихъ обыкновенно возятъ по субботамъ товары на базаръ Рки изъ разныхъ прибрежныхъ мстечекъ Скутарійскаго озера, и даже изъ Дульциньо и Антивари.

Гребцы наши громко перекликаются и переговариваются съ встрчными земляками, и устремленные на насъ любопытные взгляды краснорчиво поясняютъ намъ, что мы именно служимъ главною темою этихъ бглыхъ переговоровъ.

— Это все народъ въ Цетинье детъ, на завтрашній праздникъ! Изъ самаго Скутари дутъ, изъ Виръ-Базара, изо всхъ мстъ! — не безъ хвастовства сообщилъ мн старикъ-кормчій. — Не только черногорцы, и турки, и албанцы къ намъ въ этотъ день назжаютъ; вотъ завтра увидите, сколько ихъ тамъ соберется!..

Я не отрываю глазъ отъ черногорцевъ, и тхъ, что мы встрчаемъ, и тхъ, что дутъ съ нами въ лодк. Они красивы, статны, живописны везд; но здсь, на лодкахъ, въ своихъ разнообразныхъ позахъ, въ своихъ характерныхъ яркихъ одеждахъ, они такъ и просятся подъ талантливую кисть какого-нибудь Верещагина или Маковскаго. Могучія оголенныя руки этихъ богатырей, ихъ обнаженныя груди, вылитыя словно изъ мди, огненно-смлый взглядъ дикаго орла, красивыя, сурово выразительныя черты смуглыхъ лицъ, сухихъ, какъ голова арабскаго коня, — и вмст съ тмъ какая-то непринужденная, дышащая спокойной силой и увренностью естественная грація всхъ движеній ихъ, — приводитъ въ безмолвный восторгъ мое сердце художника. Вонъ одинъ изъ этихъ современныхъ вамъ Діомедовъ, рослый, широкоплечій, статный какъ олень, весь сверкающій насчками ятагановъ и пистолетовъ, яркими шелками пояса, золотыми позументами малиноваго «элена», уставъ грести, передалъ весло товарищу, а самъ раскинулся на дн глубокой лодки, картинно подперши голову могучею рукою, точно молодой отдыхающій левъ, и вамъ не врится, чтобы этотъ гордый взглядъ, эта благородная осанка, эта тонкая красота — весь этотъ художественный аристократизмъ тла и духа принадлежалъ бдняку-рыбаку, человку черни, котораго мы привыкли у себя въ Россіи видть совсмъ съ иными привычками, инымъ характеромъ, иною вншностью… Свобода, защищенная собственною грудью солнце юга и вольный воздухъ горъ выковали черногорца такимъ, какимъ онъ есть, какимъ онъ невольно восхищаетъ не предубжденнаго путешественника, способнаго что-нибудь видть и понимать…

* * *