Славянская спарта

Которъ разглядишь хорошо, когда вплотную подъѣдешь въ нему. На набережной хорошенькій садикъ, горящій цвѣтами олеандровъ и золотыми яблоками недозрѣлыхъ еще лимоновъ, бульвары, кофейня, лавочки; нѣсколько кораблей причалили прямо въ пристани; въ Которскомъ заливѣ даже у самыхъ береговъ море такъ глубоко, что большіе пароходы могутъ приставать къ нимъ безъ всякой опасности; это дѣлаетъ Которсвій заливъ идеальнымъ рейдомъ и для военнаго, и для торговаго флота. Но, подъѣхавъ въ Котору, вы уже не въ силахъ смотрѣть ни на набережную его, ни на его пристань. Вы всецѣло поглощены и поражены чисто-фантастическою декораціею, которая развертывается теперь передъ вашими глазами. Надъ этою узкою полоскою земли чуть не вровень съ моремъ, надъ тѣсно скученными старинными домами и колокольнями города, лѣпящагося по подножію горы, поднимается, словно какой-нибудь волшебный замокъ титановъ, капризно источенная стихіями, сѣрая отвѣсная скала огромной высоты, вся ощетинившаяся камнями, обрывами, утесами, увѣнчанная сверху, на пикѣ своемъ, настоящимъ неприступнымъ валкомъ, на которомъ горделиво развѣвается австрійскій флагъ. Зубчатыя стѣны и башни безконечною тесьмою сбѣгаютъ съ вершины этой скалы-крѣпости, отъ бойницъ этого владычествующаго надъ всѣмъ замка, по обрывистымъ краямъ скалы, извиваясь то вправо, то влѣво, внизъ въ подошвѣ горы, къ самой набережной моря, видныя отсюда снизу едва не въ темя свое — до такой степени отвѣсно спускаются онѣ, становясь пятами верхнихъ чуть не на головы нижнихъ, образуя мѣстами могучіе бастіоны, скрѣпляющіе связь этой спалзывающей внизъ каменной ограды. Это — старинная венеціанская крѣпость св. Джіованни. Глядя на ея безчисленные зубцы, всѣ открытые вашему взору, вы представляете себѣ издали, будто какая-то безконечная лѣстница громадныхъ каменныхъ ступеней спускается съ высоты скалы въ волнамъ моря… Здѣсь нижняя зубчатая стѣна, вся заросшая плющомъ и равными ползучими растеніями, подпертая массивными круглыми башнями, отдѣляетъ набережную и пристань отъ города. Другая, параллельная ей, сдавливаетъ городъ нѣсколько выше съ противоположной стороны, разобщая его совершенно съ внутренностью отвѣсной скалы-крѣпости. Но и черезъ эту пустынную внутренность зачѣмъ-то проведены такіе же отвѣсно спускающіеся зигзаги стѣнъ и башенъ, а на половинѣ подъема скалы виденъ среди этихъ стѣнъ старой крѣпостной соборъ, въ уныломъ одиночествѣ торчащій среди голыхъ камней и обрывовъ, скорѣе прилѣпленный къ скалѣ, чѣмъ стоящій на ней… Городъ внизу зажатъ между охватывающими его стѣнами, и дома набиты въ немъ какъ сельди въ боченкѣ…

Этотъ ни съ чѣмъ несравнимый оригинальный видъ Каттаро врѣзывается неизгладимо въ память; но только кисть талантливаго живописца способна передать сколько-нибудь наглядно и вѣрно его поразительную романтическую красоту, которою я досыта наслаждался потомъ со всевозможныхъ сторонъ и въ самые разнообразные часы дня.

* * *

Вотъ мы, наконецъ, и вылѣзли изъ своего парохода, съ палубы котораго мы долго не рѣшались двинуться, словно заколдованные представшею вдругъ передъ нами чудною картиною. Любезный австріецъ Вагнеръ, какъ законный хозяинъ этихъ мѣстъ, оказывалъ намъ самую радушную помощь. Молодчина-черногорецъ, явившійся въ роли носильщика, легко вскинулъ на спину пятипудовый сундукъ и за полтора гульдена доставилъ чуть не бѣгомъ на своихъ на двоихъ въ недалеко лежавшую гостинницу весь нашъ порядочно сложный багажъ. Гостинница достаточно приличная, достаточно чистая; намъ дали за три гульдена просторный номеръ съ двумя постелями. Кельнеръ оказался тоже черногорецъ, говорящій не только по-сербски и итальянски, какъ говорятъ здѣсь всѣ бокезы, но еще и по-французски, и даже чуточку по-русски.

Къ удивленію нашему, въ Кйттаро оказалась таможня, и нашъ багажъ потребовали-было къ осмотру, но я увѣрилъ австрійскаго стража, что потерялъ ключи отъ своихъ сундуковъ, и тѣмъ избавилъ себя отъ досадной и совсѣмъ ненужной обязанности въ который уже разъ перерывать свой совершенно невинный багажъ.

Подкрѣпивши себя чѣмъ слѣдовало, мы пошли бродить по набережной. Хотя только конецъ іюня, лавки завалены всякими спѣлыми фруктами, арбузами, абрикосами, грушами, мѣстными апельсинами — со шкуркою страннаго цвѣта, на половину желтаго, на половину кроваво-краснаго. Въ саду, въ кофейняхъ, на базарѣ, на пристани — вездѣ солдаты, офицеры; военная форма совсѣмъ заслоняетъ собою мирную штатскую. Половина города — казармы, военные склады, госпитали. Ясно, что Каттаро — прежде всего и больше всего крѣпость, — порубежный оплотъ Австріи противъ удалыхъ сыновъ Черной-Горы, что съ такимъ суровымъ видомъ нависла надъ этимъ лазурнымъ заливомъ и надъ этими благодатными деревеньками.