Славянские легенды о первых князьях. Сравнительно-историческое исследование моделей власти у славян

В Хронике Козьмы Пражского под 968 г. специально отмечена смерть дружинника Вока (Волка?). Можно выделить отдельную «повесть» о подвигах дружинника Тыра[158]. Аналогичное происхождение из родового предания аристократического рода, вероятно, имеет переданная Галлом Анонимом легенда о получении комитом Желиславом от князя золотой руки вместо отрубленной[159]. Вероятнее всего, эти известия связаны с семейными преданиями информаторов первых историков. Этот признак остается достаточно спорным и может использоваться только в качестве дополнительного при условии, что в тексте фиксируются другие ссылки на устные источники, а второстепенные персонажи не принадлежат к княжеским родам, вокруг которых стоятся основные повествовательные ряды летописей и хроник

2. Одним из наиболее показательных признаков использования устной традиции в качестве источника может служить наличие в раннеисторических текстах конкурирующих версий, которые нередко сопровождаются объяснениями, почему летописец отдает предпочтение тому или иному варианту. Вариативность — один из сущностных признаков фольклора, устной традиции в целом и речи как таковой. Более того, логика исторической памяти в устной традиции не требует устранения вариативности и даже прямых противоречий. В противоположность этому «письмо», письменная традиция рассчитана на фиксацию одного варианта, демаркацию разных вариантов, выявление истиной и ложной версии при возникновении противоречий[160]

Вариативность устной традиции обусловлена более размытым коллективным представлением людей, принадлежащих к бесписьменным обществам, о границе правды и вымысла, истории и мифа, отсутствием методов адекватной верификации фактов, особым понятием авторства[161]. Для «синкретической правды»[162] фольклора всё, что подверглось запоминанию, в общих чертах признается истинным

Первым летописцам и хронистам при адаптации фольклорных данных к своим историческим и идеологическим задачам было необходимо выработать способы согласования устных вариантов с последовательной схемой повествования. Можно предполагать, что значительный массив информации был отвергнут монахами-христианами, но часть данных была необходима летописцам для создания целостной картины древней языческой истории. В результате варианты предания в раннеисторических сочинениях превращались в конкурирующие версии, противопоставленные по принципу «истинные — ложные». Повествования о таких противоречиях носят диалогический, полемический характер и строятся по схеме «аргумент — контраргумент — вывод»[163]

Классическим примером этой ситуации являются две приведенные в ПВЛ версии о статусе и профессии князя / перевозчика Кия. Вариант, в котором Кий был перевозчиком через Днепр, распространяемый неизвестными информаторами ( «ини же не сведуще»), опровергается летописцем с помощью других устных рассказов ( «якоже сказаютъ») о том, что Кий был князем и совершал походы на Царьград. Отметим, что летописец чётко обозначает пределы своего «истинного знания» — имя императора, с почётом принявшего Кия, ему не известно: «...и приходившю ему къ цсрю не свемы но токмо о семъ вемы якоже сказаютъ яко велику честь приялъ есть отъ цсря которого не вемь»[164]

Летописцу ещё несколько раз приходится вступать в полемику со своими информантами. Он опровергает мнение «невегласов»-язычников, считавших, что солнечное затмение вызвано «съедением солнца»[165], приводит разные версии о месте крещения князя Владимира[166], объясняет, из какого материала на самом деле сделано трофейное изваяние коней, привезенное в Киев из Корсуня[167]

Аналогичным образом Козьма Пражский опровергает «пустую молву и ложные толки» о том, что Пржемысл и Либуше тайно встречались каждую ночь до своей свадьбы[168]. Хронист приводит и аргумент распространителей этих толков — Либуше направляет послов, ищущих нового князя, за своим конем, которому хорошо знаком путь к Пржемыслу. Аргументом против этих измышлений для Козьмы являются рассказы о добродетелях Либуше и прославление качеств Пржемысла

Кроме открыто декларированных противоречий и версий различных сказаний в раннеисторической традиции фиксируются параллельные варианты трактовки одних и тех же событий. В Новгородской первой летописи младшего извода можно выявить дополнительные мотивы сказания о Кие и полянах; в ПВЛ и НПЛ несколько различается набор мотивов сказания о призвании Рюрика и его братьев[169], разнится статус Олега (воевода или князь), по-разному оценивается роль Игоря при захвате Киева (соправитель Олега или младенец), приводятся три версии местонахождения могилы Олега (в Киеве, в Ладоге, «за морем»). Эти противоречия выявлялись текстологами в качестве рудиментов предшествовавших ПВЛ летописных сводов[170], но одновременно они, видимо, отражают и вариативность устных источников разных летописных традиций