Славянские сказки

Марко продолжал жить в Прилипе, около состарившейся матери и верной жены, часто выезжая туда, где требовалась его помощь и защита. С султаном он дружил, пока султан помнил свое обещание не трогать сербов. Турки не всегда слушались приказаний падишаха и нередко делали набеги на сербские земли. Но Марко не беспокоил падишаха, а расправлялся с ними сам с помощью своей дубинки. Не раз турки жаловались султану на Марко, но султан еще помнил заслуги юнака и на жалобы своих подданных не обращал внимания. Так прошло несколько годов.

Мало-помалу и султан стал забывать заслуги Марко и свое обещание и стал внушать туркам, что они-де теряют всякую власть над сербскою землею и пора-де этому положить конец. Турки стали попирать веру и обычаи народные и запрещали прославлять им Марко. За эту смелость заплатили они головою. Марко все терпели, пока Сулейман не издал указ, по которому сербу приказывалось отказаться от веры и обычаев, не носить оружия и зеленого юнацкого плаща. Не стерпел Марко обиды, поехал к султану, стал укорять его и так пробрал султана, что тот отменил свой указ и сербам снова позволено было пить вино, водить коло, носить оружие и зеленый плащ.

Вернувшись в Прилип, Марко стал отнимать от турок добро, награбленное у сербов, и возвращать его владельцам. Слух об этом дошел до Султана. Разгневанный султан приказал доставить ему Марка во что бы то ни стало, живого или мертвого. Все турки знали Марка, но ни один не смел к нему подступиться. Один турок, по имени Цапо, похвастался, что он доставит Марко живым. Султан усомнился, но Цапо продолжал похваляться и с этим поехал в Прилип. Марко встретил его, угостил и расправился по-свойски. С тех пор надолго притих Султан со своими пашами и визирями.

Между тем сербы и другие христианские народы ополчились против турок, и Марко помогал им, а когда турки сломили сербов и сербские юнаки, бежав в горы, сделались гайдуками. Марко наезжал к ним в горы и тоже помогал им. Словом, везде, где нужна была сильная рука, там появлялся Марко-кралевич.

Марко верно держал клятву, защищая слабых от сильных притеснителей. Он не щадил приятелей своих, если они поступали бесчестно. Дружил он с одним беем Костадином. Однажды, приехав к нему на праздник, Марко стал укорять его в бесчестных поступках.

— Первый твой бесчестный поступок, — говорит он, — относится к сиротам твоего брата. Ты прогнал сирот от своего стола, потому что они были бедно одеты; я пожалел их, накормил, напоил, одел в пурпур и шелк и послал к тебе, а сам пошел посмотреть, как ты примешь их. Ты взял одного за правую, а другого за левую руку, повел их к своему столу и говоришь: пейте и ешьте, господские дети. Еще вот твой бесчестный поступок: когда собираются к тебе господа бедные, в старых одеждах, ты сажаешь их на нижнем конце стола и забываешь о них. Когда же приезжают господа богатые, в одеждах новых, ты сажаешь их на верхнем конце стола, обносишь вином и ракиею и не знаешь, чем бы только угостить их. А нечестивее всех поступков твоих тот, что, имея отца и мать, ты не приглашаешь их к своему столу и не предлагаешь им первую чашу вина.

Вот каков был царевич Марко. Но и для него пробил последний час. Умерла его престарелая мать, умерла верная жена, поумирали побратимы и другие славные юнаки, а он с конем своим Шарцем жил да жил. Такая долгая жизнь была дана ему от Бога, чтобы он совершал завет свой. Однажды ехал Марко по Урвинской планине, и вдруг под ним Шарц зашатался. Считая это за худой знак, Марко сказал:

— Ой, Шарц, Шарц, верный конь мой, что с тобой сталось? Уже больше ста шестидесяти лет сошлись мы с тобою, и твоя нога никогда не изменяла тебе. Теперь же ты шатаешься подо мной и роняешь слезы.

На эти слова с высот Урвинских отозвалась вила:

— Побратим мой, Марко, конь твой верный шатается и роняет слезы, потому что чует разлуку.

— В уме ли ты, посестрима? — отвечал виле Марко. — Чтобы я расстался с Шарцем, когда мы прошли вдоль и поперек землю, когда у меня иного коня не было, и он не носил иного юнака? Никогда я не расстанусь с Шарцем, пока у меня голова на плечах.

— Побратим мой, Марко, — возразила ему вила. — Никто не отнимет у тебя Шарца, и ты сам не умрешь ни от копья тяжелого, ни от каленой стрелы; не властна над тобой ни одна юнацкая рука. Но умрешь ты по воле божьей, потому что исполнились дни твои. Когда доедешь до верха планины, погляди направо и налево, увидишь две тонкие ели, а между ними колодец. Наклонись над водою и, увидев свое лицо, поймешь, что должен умереть.

Марко сделал так, как сказала вила, и, увидав в источнике лицо свое, понял, что должен умереть.

— Прощай, божий мир! — воскликнул он. — Прощайте, красные цветочки. Немало топтал я вас в триста годин моего бытия. Пришло время вас покинуть.

Выхватил саблю Марко, отсек Шарцу голову, чтобы не достался верный конь злым туркам. Саблю свою переломил на четыре части, а копье на семь, чтобы оружие это, попав в турецкие руки, не обагрилось кровью христиан. Потом, взяв в правую руку тяжелую дубину, закинул ее в море.