Славянский кокаин

Впрочем, американская тюрьма временами напоминала Грише пионерский лагерь (это при условии, что ведешь себя хорошо и не споришь с угрюмыми и безмолвными легавыми, в противном случае зверства тюремных охранников, показанные в американских боевиках, могли показаться невинными играми мальчиковподростков). А так и еда вполне сносная, выпускают гулять и даже кино иногда показывают. Спортом, опять же, заниматься можно. Правда, эти бестолковые янки играли здесь только в баскетбол. Гриша пытался сколотить футбольную команду, но желающих было маловато, да и те все время путались в правилах. Так что благое начинание загнулось на корню, и спортивная жизнь Гриши закончилась: в баскетбол Грингольц не играл, его ста шестидесяти сантиметров было явно недостаточно, тем более если учесть, что самый низкорослый из команды был негр Билл, которому до двух метров не хватало каких-то трех дюймов.

Обстановочка, конечно, мрачноватая. Больше всего Гришу поначалу раздражали бесконечные решетки, даже между камерами вместо положенных стен были они. Грингольц ощущал себя аквариумной рыбой, за которой день и ночь наблюдает толпа любопытных юнатов. Потом привык потихоньку, научился спать, не обращая внимания на надсадный храп соседа и бесконечную брань полоумного латиноса из соседней камеры.

А в общем, компания была неплохая. С некоторыми Гриша успел даже подружиться. Например, итальянец со звучной фамилией Тавиани неоднократно выручал Грингольца из сложных ситуаций, в которые тот попадал поначалу из-за плохой осведомленности о тюремных правилах совместного проживания. Гриша даже не подозревал, что этот смешливый толстяк — средний брат в семействе одной известной итальянской фамилии. Его младший брат, Антонио, был крупнейший нейрохирург, работавший в нью-йоркской окружной больнице, а старший — один из самых крупных и уважаемых главарей итальянской мафии. А когда узнал, сильно удивился и даже немного возгордился приятельскими отношениями с такой значительной фигурой.

7

США. 2000 год.

Когда же пришел долгожданный час освобождения, Грингольц получил на руки сто пятьдесят долларов новенькими, хрустящими бумажками, темно-серый костюм плохого качества, омерзительно пахнущий красителем, и билет на поезд до Нью-Йорка.

Охранник открыл перед Гришей тяжелую железную дверь, выпустил узника на свободу, лукаво подмигнул правым глазом и произнес многозначительное:

— До встречи.

— Да нет уж, лучше вы к нам, — ответил по-русски Грингольц и двинулся к автобусной остановке.

В поезде Гриша устроился поближе к окну, подложил рюкзак под вечно больную спину, сорванную в тюрьме бесконечным тасканием тележки, и огляделся. Рядом ехала девушка. Соседка не сказать чтобы была очень хороша собой — типичная американская студенточка — в очечках, потрепанных джинсах, растянутом свитере, с собранными в жиденький хвостик светлыми волосами. Но что-то разглядел Гриша в ее глазах, блеснувших за стеклами очков, какой-то застенчивый интерес, трогательность и беззащитность. Ему захотелось сказать что-нибудь приятное, но нужные слова никак не приходили на ум, он просто отвык, наверно, поэтому он широко улыбнулся и протянул шоколадку. Девушка приняла подарок, как-то непринужденно, сама собой завязалась беседа. Попутчица действительно оказалась студенткой, ее звали Клэр, и она ехала из колледжа навестить родителей.

— А откуда едете вы? — поинтересовалась она.

Гриша замялся, он соображал, что же ответить, но девушка так искренне смотрела на него, что врать совсем расхотелось, и, уставясь в пол, Грингольц выпалил:

— Из тюрьмы.

— Ну да! — засмеялась Клэр. Она не поверила.

— Ну да, — подтвердил Гриша.

— Как же так? — слегка отпрянула Клэр.

— А вот так, — буркнул Гриша, посчитав, что разговор на этом завершится.

Некоторое время молодые люди ехали молча, уставясь в окно и наблюдая индустриальный пейзаж, проносящийся мимо. Спустя какое-то время Клэр пододвинулась ближе и, виновато глядя Грише в глаза, произнесла:

— Не сердитесь, просто это немного… неожиданно прозвучало. У меня вовсе нет никаких предубеждений. Я уверена, что вы не совершили ничего ужасного, ведь правда? — В голосе девушки звучала надежда.

— Правда, — вздохнул Грингольц. — Засолил свою бабушку в бочке, а так — все в порядке.

Клэр, чтобы не завопить, зажала себе рот руками и вскочила.

— Да вы что? — испугался Гриша. — Я шучу, это у меня чувство юмора такое, ущербное немного, ну простите.

— Я так и знала, — голос Клэр звучал обрадованно. — Вы разговариваете с акцентом. Вы иностранец, да? Откуда вы приехали?

— Из России. Знаете хоть, где это? — недоверчиво спросил Гриша.

— Конечно! — радостно залопотала попутчица. — Я даже писала работу на тему: «Обострение отношений между США и Советским Союзом после Второй мировой войны». Я очень интересовалась историей вашей страны. Я уверена, у нее огромный потенциал, и вас ждет большое будущее.

«Ну вот, понеслось, — с тоской подумал Грингольц. — Сейчас начнется: перестройка, Горбачев, балалайки-матрешки, хотя нет, теперь вроде это и немодно уже на Западе…»