Славянский котел

— Да в чём же вы себя вините? — заговорил Борис.— В том, что я тут очутился? Оно, может, и к лучшему. В Москве-то нашу тему закрыли, я потом в казачьей станице жил, храм строил. Ну, моё ли это дело — бетон месить, а тут, глядишь, мы дальше тему свою подвинем. Были бы приборы, да реактивы разные — соскучился я по настоящему делу.

Видя старика разобранным, расстроенным и, кажется, глубоко больным, Борис не стал рассказывать, как его выследили и помимо воли доставили сюда,— думал лишь о том, как бы помочь учителю, вернуть ему былую силу.

Ирина подошла к ним и стала расставлять тарелки, приборы. Из раскрытой двери, ведущей в другие комнаты, вышли две прислужницы, принесли горячий завтрак. Они тайком, но с пристрастием кидали взоры на Бориса, видимо, знали о нём, ждали его приезда. Ирина, как и в вертолёте, была сдержанной, вела себя строго в соответствии с заведенным здесь для всех этикетом. Арсений Петрович заметно успокоился, принялся за еду. Вилкой постучал по стоявшей на середине стола бутылке вина, сказал:

— Насколько же был прав Иван Петрович Павлов; он призывал напрочь отказаться от потребления вина и даже в лекарство не добавлять спирта. Я тут заметил: вино в любых дозах, и даже в самых ничтожных, не приносит пользы организму. Впрочем, поувял я здесь не от вина, а вот отчего — я тебе расскажу в подробностях, но только позже.

Он при этих словах взглянул на Ирину и, заметив её желание покинуть их, схватил девушку за руку:

— Нет, нет, ты, Ириша, не уходи, останься, пожалуйста.

И — к Борису:

— Ирина — мой ангел-хранитель. Это ей я обязан тем, что ещё кое-как держусь на белом свете. Не будь её, так я бы давно... как те мои ребята, которые на тот случай оставались со мной в лаборатории, валялся бы на больничной койке.

Снова взял девушку за руку:

— Ладно, Ириш, ты сейчас иди в лабораторию, а мы поговорим немного и тоже придём к тебе. Иди, родная, иди.

Ирина вынула из сумочки пузырёк с таблетками, положила его в карман куртки Арсения Петровича.

— Это вам на случай.

— Знаю, знаю, родная. А теперь иди, пожалуйста, и посмотри, чтобы там, за дверью, никого не было. Мне надо говорить с молодым человеком, я кое-что ему расскажу.

— Хорошо, но только вы не волнуйтесь, не впадайте в состояние...

— Да, да, я, конечно, я буду молодцом, а ты иди, иди, пожалуйста. И пусть никто к нам не приходит.

Старый учёный вновь начинал волноваться и делал жест рукой, словно бы толкал Ирину к двери; его речь становилась отрывистой, а щёки покрывались едва заметными пятнами. Проводив нетерпеливым взглядом девушку, он торопливо выпил абрикосовый сок, вытер салфеткой рот и склонился через стол к Борису:

— Вы, наверное, знаете, что в Москве я заканчивал работы над этим злополучным «Облаком»,— ну, тем самым «Облаком», которое было засекречено и в институтских документах называлось «Облаком подавления духа». Здесь мне удалось добиться задуманного, я приступил к испытаниям, и вот результат: был человек и весь вышел. При опытах допустил оплошность — вырвалось оно из рук, это «Облако», и — шарахнуло. Пятнадцать сотрудников, по большей части русских, отправлены на материк, лежат в военном госпитале, а я вот здесь перемогаюсь.

Старик хотел налить себе в стакан сока, но руки его тряслись и он чуть не выронил графин. Борис подхватил его и разлил по стаканам напиток. Он пытался вспомнить, что это за «Облако», над которым работал в Москве Арсений Петрович, но на ум ничего не приходило, и он сейчас думал о том, а какое же отношение к этому «Облаку» имеют его собственные работы и что знает о них Арсений Петрович? А если он знает всё, или почти всё, то какие надежды возлагает на него старый учёный? Зачем-то же он выдернул его из станицы Каслинской?

Пока все эти вопросы оставались для Бориса открытыми.

Арсений Петрович продолжал:

— «Облако» я нашёл, и есть пушчонка для его зажигания, но оно крохотное, поразило вот только нас, сотрудников лаборатории. Дело теперь за созданием математической модели. Только математика способна превратить «Облако» в тучу, а пушчонку в надёжный миниатюрный аппарат. Миниатюрный! — вот что важно. Такой, чтоб ты сидел в зале на каком-нибудь съезде или конференции и незаметно для других мог точечным ударом выщелкивать бесовские силы, а если нужно, то и поразить весь президиум. Помнится мне, как ты занялся примерно этой же темой, и будто бы уже чего-то достиг, но я сейчас ничего не помню, и ты меня прости. Помню только, что ты устремился в физику, штудировал книги и статьи по физико-химии, наконец, полез и в математику. Я и сам посылал тебя в Ленинград к Зубову, и каким окрылённым ты от него вернулся. Директор на секретном совещании нам сказал: «Метод математического анализа помог Простакову довершить своё открытие». Арсений Петрович посмотрел на дверь и приглушённым голосом, почти шепотом, стал говорить: