Славянский котел

— Впрочем, теперь наш остров всё чаще называют Русским. Раньше на острове жили одни змеи, а с некоторых пор там поселились и люди. А уж в наши дни там всё больше становится русских, сербов, словаков и прочих славян. А потому мы и назвали свой остров Русским. Здесь неподалёку были у нас маневры, и вот... я развернул свой крейсер в сторону острова, где у меня дом, а весь остров принадлежит моей племяннице. Она дочь губернатора и весьма строптивая девица. Пожалуй, это единственный человек, который имеет надо мной власть. Тебе придётся с ней работать. Боюсь, как бы ты не потерял голову от её красоты. Она хороша, как сто Венер, но никого не любит и даже будто бы всех презирает. А эти ребята, которые вас пасут,— разве они вам не рассказали, куда и зачем они вас везут? Но вы не бойтесь змей, они не жалят того, кто не наступит им на хвост. Человекам тоже хорошо бы у них научиться не трогать того, кто не наступает на хвост. Но у нас для этого ума не хватает. Мы недавно наступили на хвост Югославии, а теперь вот ни с того, ни с сего стали кидать бомбы на Ирак. А зачем мы это делаем,— до сих пор понять не можем. У нас, видишь ли, президент немножко того... малохольный. Ваш президент вечно под мухой, а наш хотя и бывает трезв, но и он может отмочить любую глупость. Президенты и короли частенько бывают такие. Впрочем, я лично не знал ни одного короля.

Адмирал расправился с вином, выпил воды и придвинул к себе тарелку с большой котлетой и сложным гарниром, по краям которого красовались две ядрёные помидорины. Борис украдкой кидал взгляды на его лицо и не мог понять, какой он национальности. Американцы по большей части все смуглые, чернобровые и тёмноглазые; в них много понамешано от негров, арабов и ещё каких-то шоколадных и белозубых людей — этот же был весь светлый, и даже очень светлый. Его рискованная откровенность поражала. С Борисом он говорил так, будто был с ним тысячу лет знаком. И, конечно, не верил ни в какие-то там его открытия, и вообще, казалось, он не верил ни во что на свете. Борис и сам не понимал, о каком оружии он говорит, полагал, что адмиралу что-нибудь не так о нём рассказали, и не считал нужным его разуверять.

Вошёл офицер и доложил, что крейсер в квадрате, из которого надо возвращаться на базу.

— О, кэй! Пусть заводят «Кузнечика».

Кузнечиком он называл вертолёт.

Через несколько минут они уже были в воздухе, а ещё через четверть часа показались берега Русского острова. Но вот на фоне яркой зелени возник силуэт Белого дома. Борис смотрел на него равнодушно. Не возникало никаких предчувствий, на душе было светло и покойно. Как человек православный, он верил в промысел Божий и знал, что от судьбы своей никуда не уйдёшь.

«Кузнечик» приземлился на зеленой поляне вблизи от главного входа в Белый дом. Здесь Иван Иванович и Ной Исаакович подошли к адмиралу и о чём-то с ним переговорили. Затем адмирал поднял руку и сказал стоявшему от них в сторонке Простакову:

— Майн гот, ужинать будете у меня.

Борис кивнул ему и последовал за «Ван Ванычем и Ноем», как он для упрощения мысленно называл своих опекунов. Безапелляционный тон команды адмирала «ужинать будете у меня» ему понравился, он подумал: адмирал привык командовать, и я рад иметь такого командира. А кроме того, Борису импонировало всё, что тот говорил, и, главное, как говорил. Что-то родное и близкое слышалось в голосе адмирала, да и сам облик сурового моряка,— его лицо, улыбка, серо-зелёные глаза,— располагал к доверию и откровенности. Борис уже знал, но ещё не осмыслил того важного обстоятельства, что адмирал по рождению серб, а сербы того же славянского корня, что и русские, и тут заключена разгадка сразу же появившейся их духовной близости, общности взглядов на многие явления жизни и самой природы. Но вот что за роль отведена адмиралу на острове, имеет ли он какую власть над Белым домом и над его обитателями — этого Борис пока не знал, но у него теперь уже было большое желание иметь над собой такого начальника.

В Белый дом его привели Иван Иваныч и доктор Ной. Вошли в комнату, больше похожую на танцевальный зал, где стояли длинный стол с приставленными к нему дорогими стульями с резными спинками, камин с диваном возле него и двумя креслами по углам. С потолка свисали две чугунных замысловатых люстры. Всё тут было дорого и красиво.

— Здесь вы будете отдыхать от дневных забот и принимать гостей. Их, гостей, у вас будет немного,— только свои, лабораторные.

Иван Иванович заметил:

— Образ жизни вам будет диктовать доктор. Что будет вам на пользу, то и позволит. Такой режим бывает у королей.

Из двери, что возле камина, вышла Ирина. Здесь она была в другом наряде: в почти воздушном кружевном халате с бриллиантовой заколкой в волосах. И вид её не был уж таким серьёзным и печальным. Борис узнал её и обрадовался.

Ной сказал:

— Это Ирина. Вы её узнали?

— Да, конечно.

— Она будет вашей хозяйкой. Не возражаете?

— Напротив, я очень рад. Но боюсь, что она скоро от меня устанет. Я ворчлив и капризен, как старик.