Все-таки Маша была дочерью своего отца, единственной дочерью. Про ее личный пульт блокировки никто не знал. Бывало, появляясь ночью откуда-то со стороны звездного леса, она неприятно удивляла охрану и пугала живущую здесь прислугу. Никто не понимал, почему датчики не бьют тревогу при пересечении защитного периметра. Поговаривали, что она перелетала через провода по воздуху. Были-де у нее и такие способности. Но спросить никто ни о чем не решался. Дама была с характером. К ее мнению, — правда, очень редко и с вялым выражением лица, — прислушивался и отец: говори, мол, говори, чего уж тут… Прошлым летом она даже научную работу для него написала. Не он попросил, а она, услышав проблемные темы, предложила. Или он попросил? И Маша несколько дней не выходила из комнаты, пила кофе и не спала. Отдала ему, а он вроде и забыл. Или не забыл… Но ничего почти не сказал. Работы у него много. И вся нервная. Кричать не надо, не та степень нервозности. Кричать надо для профилактики и для снятия стресса. Но он же орать не будет. Вот и забыл, наверно, про рукопись. Да и Маша забыла. А что-то же там писала, старалась. Выводила какие-то каракули-закорючки, схемки, чертежики.
Но дело не в этом; дело в том, что под фермой, в глубоком железобетонном укрытии, находился коммуникационный узел космической связи организации, где работал ее отец. Ленточные антенны на крыше их фермы имели систему плавающей фокусировки и сверхточное позиционирование, но в основном держали связь с геостационарным спутником, все время висящим над фермой в роли ретранслятора. Все это, конечно, по возможности шифровалось, секретилось и, как ни странно, цели своей добивалось. Никто толком ничего не знал. Кругом были участки богатых людей. Хозяева часто менялись. А кто они, эти люди, в этой жизни? А в той?.. Никому не хотелось лишний раз совать нос туда, откуда его можно не извлечь. В пяти километрах расположился взвод особого назначения, но был ли он с кем-то связан здесь, по месту дислокации, — никто не знал, включая его командира. Мужики из взвода были в основном контрактники и, бывало, орали песни с местными бабами до утра, поплевывая на все особые назначения. Высокоточные и особомощные антенны никого не удивляли: у кого водились деньги, у того были и такие антенны. Да и не только такие, а какие угодно.
Отец Маши был крупный коммерсант — это было ясно всем, судя по дому, дочке, прислуге, охране, а вот по нему самому этого не было видно совсем. Может быть, оттого, что здесь он почти не бывал. Где делал деньги — его дело. Но небольшое поголовье породистой скотинки в этом участие принимало. По территории фермы бродило десятка два коров и недавно появившийся молодой бык. Организм в стаде, как ни крути, необходимый. Бык был черный. Черный, как смола, только грива серая, ну — и кончик хвоста. Породистый. Аристократус. Так бы могли его назвать. Аристократуса видно даже по взгляду, совсем не теляче-лупатому, а воспитанно и спокойно на вас устремленному. Или на корову.
За скотиной ухаживало два человека, приезжих из города, с образованием. Они и жили на ферме, но в село выходили часто. Что делать-то вообще? Вот и ходили. То в село, то из села. Только с охраной ругались. На самогонку был им запрет очень строгий, в контракте даже оговоренный, но они его, конечно же, со всей душой нарушали. Но меру знали. Ну, а поэтому и проблем не было. Искусство канатохождения: в одной руке строгий наказ, в другой — бутыль с самогонкой. А вот и не упали пока ни разу, сколько не ходили. Великое дело мера!
Ферма в лесу располагалась вполне уединенно. Ближайшее село с дисциплинированными контрактниками находилось в пяти километрах. Это если по бетонированной дороге среди леса. В другой стороне, вниз по склону, располагалась бойня, а если точнее — убойный цех первичной переработки. Принадлежала какому-то смешанному акционерному обществу. Работы у бойни было не особо много, но акция по ее закрытию продолжалась уже давно: убойный цех первичной переработки почему-то не нравился соседям. Соседи не нравились директору бойни. Все по своим каналам, как могли, мешали друг другу жить, посылая куда подальше местного священника, который убеждал, что это-то и есть жизнь. Может быть, отвечали, но скорее всего — в аду. Там тоже живут.
Ферма Мерилин была расположена ближе всех к «рассаднику холеры и чумы», но ее отец участия в фермерской войне не принимал. Как никто и не знал, что директор бойни был его подчиненным. Да и сама бойня находилась на балансе бухгалтерии, которая отчитывалась перед папой Маши. Управляющий фермой на тему «зеленого освобождения» только кивал головой, улыбался, но рот так ни разу не открыл.