Славянское фэнтези

— Только не перед жалким самонадеянным колдунишкой! — снова взорвался Великий князь. — Уж не думаешь ли ты, что твои чары… — Ослабевший от долгого молчания голос не выдержал: Мстислав закашлялся.

— Извини, не могу подать тебе воды.

Переяславлец беспомощно развел своими обрубками — князь конвульсивно дернулся. Никогда прежде чужие увечья не отдавались такой болью — сейчас же словно кто-то невидимый запустил руку в самое нутро. Стрепет не насмехался: он, который умел проходить сквозь стены и мгновенно переноситься на огромные расстояния, и впрямь не мог того, что было доступно каждому…

Ночью князю приснился кошмар: будто бы, следуя некоему ритуалу, Мстислав обрубил себе персты левой руки, а когда понял, что это уже навсегда…

— Убей, — попросил он, когда колдун появился в следующий раз.

— Против Новогорода варяги готовят войну. Твой сын пытается собрать под свою десницу рать, но он слишком юн, и каждый день кто-нибудь переходит на сторону врага.

Мстислав зарычал.

— Стрепет. — Кажется, он впервые назвал переяславльца по имени. — Я проиграл, Стрепет, но клянусь Перуном…

Взмах руки колдуна не позволил закончить клятву.

— Ты поклоняешься одному лишь Перуну, забывая, что существуют и другие Сварожичи. Ты ничему не научился, Мстислав, а Новогороду нужен мудрый правитель…

* * *

«Новогороду нужен», «ради Новогорода», «когда подрастешь, у Новогорода будет достойный правитель…» — только и слышал с самого детства Мстислав. И он жил Новогородом: воевал, если это было надо Новогороду; женился на той, что подходила Новогороду; ради безопасности Новогорода приказал отрубить руки талантливейшему переяславльскому колдуну. Впрочем, только ли ради Новогорода? Ведь как бы Мстислав ни относился к Стрепету, доказательств его измены — кроме предоставленных Светозаром — правитель так и не получил…

Великий князь задумался — задумался чуть ли не впервые после нескольких месяцев ненависти, боли и отчаяния. Он хорошо помнил тот день. И Стрепета — бледного, со связанными за спиной руками. Переяславлец улыбался. «Издевательски», — решил про себя Мстислав и отдал приказ.

К уху правителя наклонился Светозар.

— Довольно с него и этого, — наблюдая за тем, как постепенно блекнет, угасает взгляд приговоренного колдуна, усмехнулся Великий князь.

«Довольно…» О Перун, можно себе представить ужас Стрепета! Колдун с отрубленными руками — это ведь все равно что… что Великий князь, не имеющий власти даже над собственным телом…

Да, переяславлец явно хотел, чтобы враг побывал в его шкуре, но, похоже, он добивался чего-то еще. А иначе зачем тогда при каждом своем появлении возвращал Великому князю способность говорить? Каких именно слов он ожидал? И при чем здесь другие Сварожичи? Сколько Мстислав себя помнил, он, как и пристало воину, поклонялся Перуну… как пристало воину… Воину — но не живому мертвецу, который вряд ли когда-нибудь снова возьмет в руки меч…

* * *

— Я могу спросить, Стрепет?

— Можешь.

— Светозар тебя оговорил?

— Да.

— После казни ты хотел умереть, но решил сначала отомстить?

— Верно.

Переяславлец, сощурившись, ждал. Мстислав облизал мгновенно пересохшие губы: что говорить дальше, он не знал. До этого момента их с Стрепетом ощущения, видимо, совпадали, но потом… Мстислав не был колдуном — он был всего лишь человеком. Уставшим от неподвижности, от неумелого вранья сына, от равнодушного участия придворных. Его словно похоронили заживо — все, кроме женщины, чью спальню он по обязанности раз в неделю посещал в течение восемнадцати лет. Одна она верила, что он справится… И он справится — чтобы… она наконец стала настоящей Великой княгиней…

Сумасшествие, но сегодня Великий князь мог думать только о жене: государственные дела, счеты со Стрепетом словно отодвинулись, сделавшись чем-то несущественным, мелким. В конце концов, Мстиславу, как сейчас и его сыну, тоже едва исполнилось семнадцать, когда он начал княжить в Новогороде. Вот пусть и покажет, на что способен… А Стрепет…

«Кто откажет колдуну в праве мстить после всего, что с ним сделали?» — непривычно спокойно, без всякой злобы, подумал Великий князь. Подумал и вдруг спохватился: ненависти к переяславльцу, которой Мстислав, казалось, только и жил последнее время, не было. Она исчезла!

— Ты раздумал мстить? — еще не веря, но словно подчиняясь какому-то наитию, спросил Великий князь.

— Да. И лишь после этого смог выбраться из крепости.

— Тогда что ты делаешь здесь?

— Отдаю долг. — Переяславлец поднялся. — Ты очень многое у меня отнял, но то, что я получил взамен, оказалось дороже. Прощай, княже!

Он взмахнул своими обрубками, и Мстислав вдруг почувствовал, что наконец снова может управлять собственным телом.

Ника Ракитина, Елена Ольшанская НАВЬ

ГЛАВА 1

Туман был густой и синий, проколотый снопами солнечных лучей. Он оседал каплями на деревья, траву, провода. Туман был слоистый, как мам-Юлины пироги: зябкий снизу и теплый сверху.