Славянское реалити-шоу

– Может, ещё и пронесёт, – ворчливо заявил Васька Быстров. – Зачем же так стараться, фанатичный фанатизм проявлять? Как потом, спрашивается, будем дверь открывать?

– Ты, Василёк, постучал бы по дереву – от всей души, да сплюнул бы через левое плечо три раза, что ли, – язвительно посоветовала предусмотрительная Сашенция. – А то сглазишь ещё, не дай Бог…

Не успел Быстров выполнить эту Сашенькину просьбы: сперва снаружи утробно и угрожающе заворчало, потом завыло на все лады, постепенно низкий вой превратился в какую-то сумасшедшую какофонию звуков – откровенно безобразную и вздорную. Свеча потухла почти сразу же: через одно деревянное вентиляционное отверстие в погреб стал поступать прохладный уличный воздух, тут же, не задерживаясь, уходя обратно наружу через другое…

«И как прикажите объяснить, с точки зрения классической школьной физики, это странное воздушное коловращение?», – грустно подумал Егор, зябко кутаясь в тонкую вотолу. Сквозняк был настолько сильным, что у всех славян, прячущихся в погребе, прорезался нешуточный, вполне даже серьёзный насморк. Егор чихал и безостановочно сморкался в прямоугольный кусок серой льняной ткани, ранее наброшенной на плетёнки лука, глаза обильно слезились, уши заложило напрочь…

Сколько продолжалось это безобразие? Трудно сказать. Может, пятьдесят минут, а может, всего семь или, к примеру, двенадцать. Трудно сказать….

Наконец, наступила долгожданная тишина, сразу же прекратился мерзкий сквозняк.

– Ег-г-гора! Ег-г-горушка! – жалобно, совершенно по-детски позвала его Александра, чуть заикаясь и громко клацая зубами – К-к-когда мы выб-б-беремся отсюд-д-д-а? Я уж-ж-жасно замёр-р-р-зла…

О двери Василий Быстров беспокоился совершенно напрасно: два из трёх гвоздей были вырваны с корнями, третий – почти до половины.

– Повезло нам, дорогие товарищи и господа! – невозмутимо прокомментировал Егор этот состоявшийся факт. – Ещё немного, и не знаю, что со всеми нами было бы. Вполне возможно, что парили бы себе – где-нибудь в кучерявых белых облаках – дожидаясь скорой встречи с натуральными небесными ангелами…

Дверь он вышиб сразу, с первого же удара, торопливо выбрался наружу и застыл – с широко открытым ртом. И, поверьте, было от чего! Всё вокруг – на сколько хватало взгляда – было покрыто мохнатым и толстым слоем тёмно-сиреневого инея: низкая, когда-то изумрудно-зелёная трава, разлапистые одиночные кусты, высокие деревья, какие-то разномастные и непонятные обломки – всего и вся, редкие уцелевшие строения.…

Вообще то, изб в Алёховщине было двенадцать: пять жилых, на совесть отремонтированных, и семь заброшенных, натуральных развалюх. Плюсом – просторный крепкий амбар, высокий сарай для сена, гумно, две крохотные бани, два сарая для скота и домашней птицы, гончарня, помещение под славянскую кузницу…. Сейчас Егор видел перед собой только две относительно целые избы – свою и четы Федониных, одну из бань, и сараи, где обитали домашние животные. Всё остальное бесследно пропало, разрушилось, исчезло, испарилось… Температура окружающего воздуха упала до минус пятнадцати-двадцати градусов…

– Генка, Василий! – позвал Егор. – Я побежал открывать второй погреб, а вы в темпе разводите большой костёр! – махнул рукой на разбросанные по всей округе дрова.

Ещё совсем недавно предварительно напиленные и наколотые дрова были рачительно сложены в широкие штабеля – под высоким навесом с длинным козырьком. Запас на зиму начали создавать, ясен пень! Сейчас же поленья валялись, такое впечатление, везде и всюду, да и их количество визуально сократилось раза в три, если не в четыре…

Пробежав по мокрой, покрытой сизым инеем траве метров семьдесят пять, он добрался до второго погреба. Минут восемь-девять провозился с заклинившей дверью, широко распахнул её. Никто не бросился ему навстречу, только царственная тишина поздоровалась незримо…

Егор неуверенно прошёл внутрь, в полной темноте нащупал первое неподвижное тело, лежащее около самого входа, привычно положил указательный палец на сонную артерию, прислушался к своим ощущениям. «Есть пульс, пусть очень редкий и еле ощущаемый, но – есть!» – вытащил застывшее тело на свежий воздух, осторожно уложил на холодный снег, заглянул в лицо, перекошенное болезненной гримасой. Вера Попова: глаза крепко закрыты, на смертельно-бледном лице застыла – вечным каменным отпечатком – счастливая и блаженная улыбка.

Он легонько похлопал девушку по мёртвенно-белым щекам, не дождавшись ответной реакции, мгновенно вскочил на ноги, обернулся к уже вовсю пылавшему яркому костру, громко закричал – что было мочи:

– Александра! – так он всегда обращался к жене, если за что-то сердился на неё, или, если просто настроение было – ниже плинтуса. – Александра! Бросай там всё и беги скорей ко мне! И Генку с собой прихвати! Остальные пусть разводят второй костёр! Жду! – сам же снова нырнул в тёмный провал погреба…

Жарко, не жалея сил и дров, горели-пылали два больших костра, к одному из которых Егор и Генка по очереди и оттащили своих пребывающих без сознания товарищей.