Они подошли к толстой, в два обхвата, осине и, прижавшись к ее шершавому стволу, отдыхали. Дерево гудело от напряжения. Вдруг вверху громко затрещало. Казалось, что дерево раздиралось надвое. Ребята бросились в стороны.
С треском сорвался сук и упал там, где только что стояли ребята.
Чимит вспомнил, что хрупкие осины больше всех деревьев страдают от штормов, и стал придерживаться хвойных деревьев.
Прошло с полчаса. Чимит остановился.
Деревья шумели тише. Матвей почувствовал, как проходит его настороженность. Бадма чувствовал себя совсем хорошо.
Только одному Чимиту не нравился этот утихающий шум деревьев.
И хотя ему не хотелось расстраивать товарищей, он сказал не то, что они ждали.
— Мы очень далеко забрались в тайгу. Тут, видно, ложбина. Оттого и ветер тише.
На этот раз Чимит повел ребят, круто забирая влево, чтобы подойти ближе к берегу.
Шли молча, громко дыша и оглядываясь по сторонам. Ветер не усиливался. Но Чимит не менял направления. Он знал, что там море.
Лес зашумел громче.
Впереди блеснули огоньки, вдруг погасли и снова зажглись.
Оторопевшие мальчики застыли на месте. Огоньки поплыли в темноте и вдруг устремились прямо на ребят. Мальчики бросились в разные стороны.
Чимит поднялся с земли, ощупал себя. Нигде ничего не больно. Пошарил кругом руками: пусто.
— Бадма! — позвал он тихо. — А Бадма!
— Тут я, — глухо отозвался Бадма и завозился, подымаясь на ноги.
— А Матвей жив?
— И я жив. Кто это?
Матвей запомнил, как два светящихся глаза поднялись над ним и исчезли вверху. И вдруг громко и радостно, словно нашел что-то очень нужное, крикнул:
— Ребята! Это сова!
Да, это была сова. Видно, ее напугал штормовой ветер, и она приютилась у самой земли.
Лишь к полуночи они выбрались из лесу. Сразу от опушки начался крутой спуск, поросший мелким кустарником. Впереди, где шумели волны, горели костры. В свете огня мелькали человеческие фигуры.
Женщины подкладывали в костры дрова. Пламя вспыхивало с новой силой. Но на огни к берегу приходили только черные, с белыми гребнями волны.
С разбегу Чимит подскочил к матери, ухватился за теплые руки, заглянул в ее встревоженные глаза.
Суд
Чимит и Бадма спали глубоким спокойным сном. Но Матвей метался в постели и невнятно разговаривал. Ему снилось, что он все еще плывет в лодке по бурному Байкалу.
Сквозь тревожный сон Матвей почувствовал, что в комнате кто-то чужой.
Мгновенно он открыл глаза. Перед ним стояла Валя Антонова.
— Вставай, моряк. Чимита и Бадму я уже подняла.
— А где они? — протирая глаза, спросил Матвей.
— Дома, одеваются. Сейчас завтракать будут. «Иди, — говорят, — к Матвею, разбуди его».
— Ты побудь немного за перегородкой, я сейчас оденусь.
Ему хотелось расспросить ее о том, что говорили о них в деревне.
Валя зашла за перегородку, Матвей оделся, убрал постель.
— Ну, посиди еще маленько, — попросил он Валю. — А я сейчас умоюсь.
— Тебя если слушаться, весь день просидишь, — засмеялась Валя, но уселась у стола.
Ей очень хотелось побольше узнать у Матвея о вчерашнем приключении. Чимит и Бадма не захотели говорить с ней. Она спросила:
— Ну как, страшно было? Я бы умерла со страху.
— Да ничего особенного. Ну, бросало крепко, на скалы несло. Чуть не утонули, а так ничего, нас же трое было. Это когда один, то страшно.
Матвей захватил мыло, зубной порошок, полотенце и вышел на улицу. Вале пришлось долго ждать.
— Торопись, — сказала Валя, когда он вернулся. — Скоро собрание. Созывают всех ребят. Все из-за вас.
— Ругать, наверно, хотят?
— Будут, однако… немножко.
Матвей задумался: на собрание не придет ни один настоящий рыбак. Только женщины огородной и животноводческой бригад.
— Тебе хорошо говорить, нас целым колхозом ругать будут.
— Какой там колхоз, все уехали. И ста человек не наберется. Пошли!
В правлении колхоза негде было повернуться. Матвей хотел протиснуться вперед, чтобы найти друзей, но Валя потянула его за руку, и они стали у двери.
Собрание открыла заместитель председателя правления Наталья Цыреновна. Она повела речь о доярках, пастухах, огородницах. Называла имена, говорила, как много у них работы и как трудно им порой управляться с делом, присматривать за домом.
Она кинула взгляд на первые скамьи левого ряда. Успокоившийся было Матвей насторожился.
— Авдотья Лозинина у нас лучшая доярка, — продолжала она. — У нее вчера был очень трудный день. Ей бы хорошо отдохнуть. А чем порадовал ее сын Матвей? Вместе с Чимитом и Бадмой он ушел на лодке в море. Там они попали в шторм и чуть не погибли.
Снова посмотрела в угол левого ряда. Матвей понял: Чимит и Бадма сидят там.
Голос Натальи Цыреновны стал жестким.
— Чимит, выйди к столу! — приказала она.
В комнате стало тихо. Так тихо, что в самых задних рядах слышно было, как робко скрипнула под Чимитом скамья.
Чимнт подошел к столу, повернувшись к собранию, потупился.
Матвей рванулся вперед, работая локтями, стал пробираться к столу.
— Чимит не виноват! — крикнул он. — Это я и Бадма виноваты. Нам захотелось к нашим рыбакам. Мы уговорили его.
Подошел и встал с ними рядом похудевший за эту ночь толстяк Бадма.