Разговор с радистом взбодрил Геннадия. Тоскливость прошла. Когда он возвращался в каюту, навстречу ему попался всегда о чем-то думающий Юсуп Шадаев. Он шел чуть сутуля плечи и не остановился. «Вот хороший парень, — подумал Гена о Юсупе. — И не навязывается с уговорами».
И эта ненавязчивость, и прямой, даже немного грубоватый разговор делали Юсупа в глазах Геннадия достойным уважения, похожего на то, которое он все еше продолжал питать к Носкову.
Было еще устье Лены. Справа невысокий голый берег с низкой желто-зеленой растительностью, слева тянулись два длинных и плоских острова, над которыми стаями носились чайки.
И свободные от пахты, и вахтенные верхней палубы собрались на баке, будто главное сейчас дли корабля это всем смотреть вперед. А впереди уже размашисто катились зеленовато-желтые длинные волны.
— Край моря, — сказал боцман.
Через несколько минут все почувствовали, что перешли этот край моря. Теплоход стало заметно покачивать, густо пахнуло морской солью. Впереди только вода. И небо. В небе одно большое солнце. В воде оно рождает тысячи подвижных маленьких солнц. Морская волна… Первая волна в моей жизни — ни к кому не обращаясь, громко сказал Геннадий.
— Это не волны это легкая зыбь. Настоящая волна, парень еше впереди, — заметил Иван Демидович.
Над теплоходом появились чайки, покружились и с веселым криком полетели вперед. Крылатые лоцманы вели в свою бухту первый в эту навигацию караван.
Обогнув сначала широкий мыс, потом второй, чуть уже и длиннее, «Полярный» втянул весь караван через узкий проход в обширную, совсем тихую бухту. Она напоминала большой графин с узким горлом.
Да и некий Северный порт, о котором Геннадии знал по урокам географии и рассказов моряков, был густо застроен и плотно населен. Ближе к морю тянулись длинные причалы и склады. Дальше, кольцом вдоль порта, многочисленные жилые постройки, электростанция, маленький завод. Вдали распарывали небо мачты большого полярного радиоцентра. С северо-востока большие горы защищали порт от зимних ветров. Поэтому в Северном порту зимние пурги слабее, чем в любом другом месте северного побережья — от Мурманска до Чукотки…Вот она, Арктика!
Геннадии почувствовал глубокое волнение, которое захватывало дух и от которого странно слабели ноги. Он был бесконечно благодарен боцману и капитану, что помогли ему попасть в этот суровый романтический край.
Но что его ждет там, в бескрайнем просторе холодного океана? Может, что-нибудь особенное, предназначенное совершить только ему. И может, то, что совершит он здесь, наполнит постоянной радостью всю его жизнь.
Вдоль бортов стояли и так же зачарованно смотрели на берег товарищи.
«Может, и у них такие же мысли», — подумал Геннадий, и оттого они стали ему как-то роднее, понятнее. Он вспомнил Носкова и искренне пожалел, что его нет рядом. Влюбленный в Арктику, он из-за душевной слабости так и не мог пробиться к своей мечте.
Прогрохотав в клюзах, упал в воду якорь, за ним второй. Рейс окончен, можно съехать на берег. Первый раз на морской берег.
Подошел Сергей Алферов и сказал, радостно улыбаясь:
— Видишь, Столовая гора без туманной шапки? Быть хорошей погоде.
— Почему Столовая? — спросил Гена, тоже не скрывая своей радости.
— В каждом порту есть гора, которую называют «Столовая». — Даже в Кейптауне.
— Где, где? — не понял Геннадий.
— Порт такой в Южной Африке.
И лицо у него стало совсем веселым.
— А ты туда плавал?
— Нет, что ты! По книгам знаю. Советские корабли и там ходят. Но, может, придется и мне… Знаешь, мне везде хочется побывать, все увидеть…
Сергей облокотился на борт. Так ему лучше. Он кажется меньше ростом.
Слова Сергея еще раз напомнили Геннадию о Носкове и его мечте. И Геннадий подумал, что Алферов, не в пример Носкову, обязательно добьется своего, побывает во всех морях. Увидит он и далекий порт Кейптаун. Такому все удается.
А он сам? На что он способен?
Пока портовики обрабатывали караван, команда «Полярного» имела много времени для отдыха.
Антон Сахно, Юсуп Шадаев, Сергей Алферов и Геннадий несколько раз уходили далеко за порт, в тундру. Каменистые склоны гор слабо зеленели. В одном месте они остановились возле посеревшей ноздреватой полоски нестаявшего снега.
— Холодная земля! — сказал Антон и шагнул на сугроб.
Изъеденный ветрами и незакатным летним солнцем зернистый снег хрупко оседал под ногами.
— Холодная, а кругом жизнь, — возразил Сергей.
— Какая там жизнь! Бедность одна. Ни одной лесники.
— В степи тоже леса нет.
— Там зато трава, цветы.
— А тут разве цветов нет?
Сергей отыскал и стал срывать редкие незабудки.
— Вот, гляди! Только их сейчас мало. Говорят, они цветут раньше, сразу как растает снег.
Полоса снега была обведена каймой мокрой земли, а рядом с ней, у самого края, тихо покачивались желтые венчики полярных маков.
— Вот еще и маки, — горячился Сергей. — Земля, она хоть и холодная, а своя, русская. Сколько русских людей высаживалось здесь с моря! Челюскин, Василий и Мария Прончищевы, Харитон и Димитрий Лаптевы, Толь и Шмидт. Вот еще четверо нас пришло. Может, оттого теплей и еще радостней на этой земле станет.