Славное море. Первая волна

Забирая круто на юго-запад, «Полярный» возвращается в Северный порт. Машины работают ровно, без перенапряжения. Море спокойно, и теплоход идет не качаясь, будто утюг скользит по мягкому зеленому бархату. Только за кормой от двух винтов остается вся в осколках солнца широкая длинная дорога.

В одной полосатой тельняшке с высоко засученными рукавами Геннадий размашисто драит палубу юта. Теперь он не рулевой, а снова палубный матрос.

В первый день было обидно.

— Когда худо, так к штурвалу, — сказал он боцману, — а как на корабле стало легче, так опять на палубу.

Боцману не понравилась заносчивость Геннадия, и он не очень любезно ответил:

— Тебя к штурвалу поставили не за твои заслуги, а за выносливость твоего организма. Не болеешь ты в море. Раньше даже палубный матрос становился хорошим моряком только на третью навигацию. Вы теперь все грамотные, можете стать и раньше, но не в первый же рейс.

Раздумывать об этом пока было некогда, и Серов успокоился. Корабль шел в порт. Теперь это его корабль, и ему хочется, чтобы «Полярный» вернулся с рейса красивым и чистым.

У Геннадия стало больше сноровки и сил. Почти небрежным жестом он бросает ведро за борт и одним рывком выхватывает его на палубу, широко разливает воду-и старательно трет палубу шваброй.

Снизу поднялся боцман, подошел к матросу.

— Стараемся, Иван Демидович, — весело крикнул Геннадий.

Боцман прошел по вымытой палубе и как там, на реке, два раза повернулся на месте. На палубе остались лишь тонкие узоры из завитков чистой воды.

— Понял, как надо? — подмигнув Геннадию, сказал боцман.

— С вами поймешь. Сколько раз в пот вгоняли.

— Не вижу, чтоб мокрый был.

— Так привык же, Иван Демидович.

— То-то. Трудно, когда не знаешь, а если знаешь — какой труд. Садись, отдохни.

— Ничего, я постою.

— И то правда. Молодой, рано уставать. Потом — естественное положение человека стоять, а сидеть — это он сам придумал.

Боцман достал линьки и заставил матроса вязать морские узлы, сказав, что это ему сейчас нужно. Геннадий завязал прямой узел.

— Это на малую тягу, — сказал боцман н отложил в сторону. — При сильной тяге его потом трудно развязать.

— Ну, тогда рифовый. — И Геннадий легко связал вторую пару линьков.

Тут один конец линька заделывается так, что потом, когда приходила надобность, можно было потянуть и развязать узел.

Разохотившийся Геннадий приготовил две удавки, шкотовый и брамшкотовый узлы. Боцман довольно покрякивал. Но когда Геннадий сдал вахту и ушел обедать, Иван Демидович развязал все узлы. Они ему были не нужны. Это он незаметно тренировал Геннадия.

На следующий день к полудню над кораблем появились чайки, а вскоре впереди с моря поднялись изломанные очертания берега.

В порт пришли в сумерки. Это были первые дни с летними сумерками. После сплошного полярного дня казалось, что это не солнце закатилось за низкий морской горизонт, а легкая тень Столовой горы легла на бухту.

На кораблях, на причалах, в домах поселка вспыхнули и ярко отразились в бухте электрические огни. И сразу все ясно услышали, как на берегу, попыхивая дымком в побледневшее небо, гулко работала электростанция. Осветился огнями и «Полярный».

То, что теперь отчетливо прояснилась граница дня и ночи, всех успокаивало. Начиналась нормальная жизнь с ее устойчивым порядком.

У причалов собралось много народу. Все в порту еще были под впечатлением спасения команды шхуны «Заря». И спасенные, и их родственники, и все свободные от дела жители Северного порта вышли встречать и приветствовать команду теплохода.

В свете электрических фонарей зоркий Юсуп разглядел девушку в светлом плаще.

— Гляди-ка, она!

Геннадий догадался, о ком идет речь, но почему-то, совсем не думая, механически спросил:

— Кто?

— Да Зоя же наша.

Геннадию пришлось два раза перебрать взглядом всю толпу на причале, пока не увидел ее. Не в форменной одежде, а в легком незастегнутом плаще, из-под которого виднелось белое платье, она казалась совсем тоненькой девочкой-подростком.

— Ах, хорош девушка, — сказал восхищенный Юсуп. — Такой храбрый человек.

И, окинув друга теплым, немного погрустневшим взглядом, добавил:

— Счастливый ты, Генка. Думаешь, она корабль встречает? Не-е. Тебя встретить пришла.

Не отвечая Юсупу, Серов широко замахал фуражкой. На берегу заметили. В руке Зои заколыхался белый платочек. В руках ее соседей тоже замелькали платки.

Однако ни Серов, ни кто другой не сошли на берег. Была хоть и короткая, но все же ночь.

Порт постепенно затихал. Сумерки сгустились. Люди понемногу разошлись с причалов. В посиневшем небе замелькали редкие, еще бледные арктические звезды.

На палубе посвежело. Геннадий плотней запахнул бушлат.

— Холоднеет. Вот и лето прошло. Скоро домой, — сказал он вслух, хотя знал, что рядом с ним никого нет. И неожиданно был удивлен, почти испуган, услыхав позади:

— Ты что это, сам с собой разговариваешь?

Увидев подошедшего из сумрака надстроек Сергея Алферова, он успокоился.

— Ты тут с собой про конец навигации и возвращение домой говорил. Радуешься?

— Конечно, — ответил Геннадий. — А ты нет?