Поначалу я чертовски нервничала, но Генри детально разъяснил, как следует себя вести. Он сказал, что все жены проносят передачи.
Начала я с передач с оливковым маслом, импортными сухими колбасами и салями, сигаретами, бренди и скотчем, но вскоре я уже проносила небольшие пакетики с марихуаной, гашишем, кокаином, амфетаминами и метаквалоном. Генри договорился, чтобы поставщики приносили товар нам на дом.
Чтобы пройти тюремную проверку, я зашивала еду в мешки и привязывала их к телу. Охранники обыскивали наши сумки и заставляли проходить через металлоискатели, пытаясь найти оружие или ножи, но этим и ограничивались.
Если только не заворачивать еду в фольгу, то можно было пронести целый супермаркет под пальто. Я надевала дождевик, под которым с головы до пят была увешана сэндвичами и салями.
Бутылки бренди и виски я прятала в паре больших и широких сапог, которые купила специально для того, чтобы пройти мимо охраны. Я купила гигантский лифчик пятого размера и пару подвязок, чтобы пронести наркотики и таблетки.
Я входила в комнату посещений неуклюжая, как железный дровосек, но охранники не обращали внимания. Я отправлялась прямиком в дамский туалет, снимала с себя все и приносила на один из длинных столов, где меня поджидали Генри с девочками.
Нам не разрешалось проносить съестное в комнату посещений, но каждый стол ломился от домашней еды. Стоило пронести еду в тюрьму, как уже не возникало никаких проблем.
Охранники нас не беспокоили. Это походило на детскую игру. Когда я увидела, как обстоят дела, то поняла, что мне не придется сильно беспокоиться о том, что я могу попасться. Генри рассказал, что большинство охранников в комнате посещений состояли на "зарплате". Каждый получал по пятьдесят долларов в дни посещений, чтобы просто смотреть в другую сторону.
Однако большинство жен нервничало. Одна женщина так боялась тайком пронести передачу, что натурально тряслась. Мне пришлось сделать это вместо нее. Она осталась снаружи с детьми, а я пронесла её передачу.
Я подложила её вещи к моим и вошла внутрь. Женщина едва не расплакалась, опасаясь, что меня поймают. Когда я вошла, то посмотрела, что же она принесла. Я не могла поверить своим глазам. Пакетик женьшеневого чая, баночка с кремом для бритья и лосьон после бритья. И из-за этого она тряслась.
Я приезжала в тюрьму к восьми часам утра. Я будила девочек в три утра, собирала их кукол, одеяла, подушки, лекарства и ехала шесть часов по шоссе.
Я старалась прибыть в Льюисбург как можно раньше, чтобы после долгой поездки провести все десять часов с Генри до того, как вернусь домой. Но как бы рано я ни приезжала, десятки жен и детей уже выстраивались передо мной в очереди. Дни посещений походили на огромные семейные пикники.
Жены наряжали детей и приносили еду вместе с семейными альбомами для мужей. Вокруг нас разгуливало двое заключенных с полароидами в руках - один из них был военным, шпионившим на русских, а второй - грабителем банков - и брали они по два доллара за фотографию.
Наконец, в декабре 1976-го года, спустя немногим более двух лет, Генри перевели на ферму. Это было словно манной небесной. Так стало проще тайком проносить большее количество товара.
Поскольку он с утра до ночи работал на ферме, то мог свободно передвигаться за пределами тюрьмы почти безо всякого надзора.
Генри обычно говорил, что ему необходимо проверить проволочное ограждение и встречал меня на задворках фермы. Тогда-то я и начала набивать спортивные сумки едой, спиртным и наркотиками.
Одна из жен, чьи мужья сидели с Генри, высаживала меня с двумя сумками у обочины узкой грязной дороги. Сумки надо было брать черные, поскольку один из охранников жил неподалеку и имел обыкновение смотреть из окна в бинокль.
Когда меня высадили в первый раз, я страшно нервничала. Я осталась одна посреди темной проселочной дороги. Я прождала в темноте пять минут, но они показались мне вечностью. Я не зги не видела.
Затем меня кто-то внезапно схватил за руку. Думаю, я до небес чуть не подскочила. Это оказался Генри. Он был одет во все темное. Он схватил сумки и одну за другой передал второму парню.
Затем он взял меня за руку, и мы направились в лес. С собой у него была бутылка вина и одеяло. Было страшно. Поначалу я нервничала, но вскоре успокоилась. Я не занималась с ним любовью два с половиной года.
На первых порах в Льюисбурге Генри порядком злился на Карен. Она приходила в дни посещений вместе с детьми и ворчала о деньгах.
Она твердила о том, что множество парней не платят по старым счетам "Сьюита". Карен жаловалась, что друзья ссылаются на бедность, а разъезжают на новеньких машинах, в то время как ей приходится стричь по вечерам пуделей.
Насколько Генри мог понять, Карен не постигала факта, что когда гангстер отправлялся в тюрьму, он переставал зарабатывать. Все ставки и долги списывались.