– Не понимаю, пойдем, нам надо торопиться – Герта может быть в опасности!
Элиза, все это время загораживающая собой туннель в сторону Колодца, легким полу движением повернулась, открыв вид на мертвые тела, лежащие подле спущенной канатной лестницы. Они были тем, что я есть, и я буду тем, что они есть.
– По моей неуклюжести, меня, как и Шнобеля, больше нет в живых, Альберт. Испугавшись подкравшегося Зимнего солдата, я оступилась и полетела вниз.
Повисло густое молчание, изредка прерывающееся далекими стонами откуда-то сверху.
– Послушай, мне и нашему маленькому другу придется остаться здесь – ты сильный, но вот сердце Герты… оно ранимое. Позаботься о ней, внук – вместе вы обязательно все преодолеете.
Отказываясь принимать происходящее, Альберт пытался убежать мыслями в оправдания, в любую действительность, которая была бы способна объяснить события, сделав Элизу живой. Но все это являлось безыскусной, наглой ложью – она была мертва.
– Обещайте вспоминать нас со Шнобелем почаще и усердно выполнять любое начатое дело: будь то учеба, работа или творческая идея. Когда-нибудь мы обязательно встретимся, но сейчас тебе нужно идти. Там, наверху, уже безопасно, я позаботилась об этом, но впереди вас ждет еще много преград. Внук мой, жизнь полна разочарований и, что бы плохого или ужасного не происходило на вашем с Гертой пути, помните, что вы есть друг у друга и что самый темный час – всегда перед рассветом.
– Я не понимаю. Не уходи, пожалуйста, прошу. – По худому телу юнца впервые ознобом пробежало отчаяние, а сердце совершило странный мемориальный тур по груди.
– Со временем ты обязательно все поймешь, Альберт. А сейчас найди Герту и… до встречи. – С последним словом она исчезла вместе с псом, оставив в слезах еще молодого, но уже повзрослевшего человека.
Очищение города от незваных гостей шло методично – бои, если так можно назвать не встреченное сопротивлением освобождение, проходили одномоментно на трех основных улицах, шедших параллельно друг другу. Призраки вихрем мчались, почти не задерживаясь на каждом из врагов отдельно – убийственные волны летели, сокрушая всех на своем пути. Зимние люди, уже в полной мере осознавшие, что попытка сгруппироваться и дать ответный бой – была провальной, ощутили уходящую, словно песок сквозь пальцы, возможность спастись. Их изначальный запал, ведомый жаждой наживы и отзвуками историй о богатствах, стер в сознании существование обратной стороны монеты. Их жадность привела к атаке не только лишенной всякой опаски, но и приправленной выразительной жадностью, так сильно мотивирующей зачастую всех людей, измеряющих ценность этой жизни в эквиваленте достатка. Все бежали в панике, совершенно забыв о целях Зимней Долины, о приказах своих командиров и во многом даже о своих семьях – они бежали, думая только о том, как бы еще быстрее им бежать. Однако призраки не думали никого отпускать и, верно догоняя свою цель, без лишних разбирательств ее душили. А за ними, двигаясь второй волной, шли немногочисленные, оставшиеся в живых Осенние солдаты, пожинавшие остатки творившегося ужаса, добивая чудом уцелевших Зимних людей с помощью штыков.
Снаружи оказалось заметно тише, чем Альберт ожидал. Здесь, в месте, служившим опорой спасения, произошла трагедия, которая была предрешенной, стоило замковому мосту только опуститься. По пути в главный зал он то и дело натыкался на тела погибших и раненых – последние то и дело впадали в бредовые припадки то постанывая, то нашептывая свой лихорадочный бред. Лишь нападавшие лежали усмирено, большинство из них совершенно целыми, будто готовые в любой момент подняться и отправиться обратно домой. Способные помогать бегали из стороны в сторону с окровавленными тряпками, создавая непрекращающуюся карусель движений, безотказно вызывая легкое тошнотворное головокружение.
Альберт с трудом улавливал происходящее, пытаясь справиться со всей информацией, полученной за считанные мгновения от своего забега к конюшням до встречи с погибшей бабушкой Лизой. Все произнесенное ею не оказалось странной, прощальной загадкой – в донжоне было вправду безопасно, и он не знал, как это объяснить. Более того, Альберт не знал, как объяснить Герте смерть Элизы и Шнобеля, самое опасное человеческое чувство – чувство вины за произошедшее – лежало на нем мертвым грузом. Он винил себя за бесполезную попытку позвать подкрепление, за то, что не остался со своими близкими сердцу людьми. Винил за неспособность сражаться и даже за свой жизненный выбор, проложенный по стопам науки. Горе-атлет. Утраченная надежда.
Каждая погибшая душа Беллуно сейчас лежала на его свинцовом сердце, отсчитывая секунду за секундой, сродни старинным часам в их, теперь навсегда неполноценном, доме. Однако, несмотря на вину, Альберт боялся только одного – не найти в полной, оставленной после сражения, неразберихе Герту. Она была для него всем и, поскольку неизвестность – главный страх рода человеческого, мозг стал воображать самые страшные образы и всевозможные исходы событий – плачущий ангел стал крылатой тенью.