Славься! Коронация «попаданца»

Тишина длилась больше минуты. Везде. Даже на трибунах высокопоставленные люди притихли и боялись издать лишний звук, пытаясь осознать сказанное и то, как на это реагировать.

Александр же повернулся к Киселеву, что стоял на правах канцлера подле него, и тихо спросил, улыбнувшись:

— Хорошо я сказал, Павел Дмитриевич? Ничего не упустил?

Павел Дмитриевич же вместо ответа повернулся к балюстраде яруса, что шел за императорским и, смотря в глаза своему племяннику Николаю Алексеевичу Милютину, произнес спокойным тоном:

— Ура. — Спустя пару секунд Милютин, Путилов и еще несколько сподвижников, стоявших там, повторили этот клич хором и сильно громче. На третий же раз, «ура» подхватила практически вся трибуна, и оно эхом понеслось по Москве. Ведь звукооператор вовремя включил микрофоны оркестра. Получилось довольно эффектно — несколько минут по столице раздавались громоподобные хоровые кличи. Иностранные наблюдатели от всего услышанного и увиденного сидели с такими кислыми лицами, что не пересказать. Особенно кислым был Шарль де Морни, единоутробный брат Наполеона III и его доверенное лицо, которое от лица Французской империи прибыл на коронацию Александра. Он оказался настолько подавлен, что на него жалко было смотреть. По большому счету он мало чем отличался от иных высокопоставленных гостей. Разве что Бисмарк выглядел вполне бодро, оценив по достоинству организованное шоу.

Наконец наступила тишина, и диктор произнес:

«А теперь в честь события коронации по Красной площади пройдут торжественным маршем солдаты и офицеры различных частей, желающие поприветствовать Императора».

Зазвучала ритмичная барабанная дробь, а через пару минут со стороны Васильевского спуска показалось первое знамя.

«На площадь выходят сводные батальоны Московского ударного корпуса, овеявшего себя славой в минувшей войне».

После чего зазвучал марш «Прощание славянки» и началось собственно шоу.

ГЛАВА 3

Отто фон Бисмарк вошел в кабинет короля Пруссии Вильгельма I и, щелкнув каблуками, кивнул в знак приветствия. Вильгельм имел вид печальный и озадаченный.

— Здравствуйте, Отто, эти журналисты, — король махнул рукой в сторону кипы газет в углу стола, — и сами посходили с ума, и читателей пытаются утащить за собой. Уже неделю эта чертова коронация не сходит с первых полос, а все заметки пестрят восклицаниями в превосходных степенях. Что же там произошло такого из ряда вон выходящего, что берлинцы превратились в стаю сорок?

— Ваше Величество, — осторожно начал Бисмарк, — в Москве действительно произошло очень много важных и интересных событий. Думаю, их внешнюю сторону вам уже успели рассказать во всех подробностях и не по одному разу.

— Не обижайтесь, Отто. Да, мне рассказали многое: и о «гласе небес», которому внимали толпы коленопреклоненных московитов, и о грандиозном параде с невероятным количеством зрителей, и о катании всех желающих на воздушных шарах да этих, как их, дирижаблях. Но все это мишура. Лишь один Мольтке увидел несколько дальше красочных эффектов.

— И что же увидел Гельмут, если не секрет?

— Отчего же? Не секрет. Он по достоинству оценил это оборудование, которое Александр применял для передачи звука: «Будь у меня техническое устройство, называемое зеваками „гласом ангела“, я бы сыграл этой дирижерской палочкой настоящую симфонию войны», — процитировал Мольтке король. — Но ведь даже не это является главным. Ведь так?

— Вы, как всегда, правы, Ваше Величество, — с легкой улыбкой кивнул Бисмарк. — Технических новинок было немало, но более всего меня поразил подход Александра к организации торжеств. Буквально все слова и поступки служили одной главной цели — повышению его личной популярности и славы среди простого люда. Он, словно старый скряга, не брезговал самым завалящим медяком благодарности черни! И это несмотря на то, что его авторитет в России и так стоит небывало высоко.

— Я читал переданный через посольство экземпляр речи Александра, и мне в душу закрались некие сомнения. Скажите, Отто, а вам не показалось, что русский император слегка… — Вильгельм выразительно взглянул на Бисмарка.

— …спятил? О нет, Ваше Величество! Конечно, сами по себе отдельные его фразы и поступки могут показаться признаками начинающейся мании величия или простого чудачества. Но стоит взглянуть на ситуацию в целом, и они сразу выстраиваются в железную цепочку, ведущую к единственной цели — повышению градуса народной симпатии до слепого обожания. Он специально нагнетает страсти. Именно этому служат и трескучие фразы из его речи, достойные лишь оголтелого революционера, а не монарха, и его разговоры в трактирах и на улицах с простолюдинами. Я не увидел в его поведении ни малейшего следа самолюбования или купания в лучах славы — он просто сосредоточенно работал, наполняя чашу всенародной любви.

— Любовь народа… пф-ф… — скривился Вильгельм, — это очень скоропортящийся продукт. Не успеешь оглянуться, как этот нектар превращается в уксус разочарования.