Рассвет встает над океаном, растекаясь вдоль дымчато-голубой кромки горизонта мандариновыми и розовыми красками, как будто солнце – разбитое яйцо. Руди Мазл поворачивает темно-зеленый «хаммер» на дорожку к дому Люси, открывает пультом электрические ворота и инстинктивно оглядывается, проверяя, все ли в порядке. Что-то его беспокоит, что-то подняло его рано утром из постели и погнало проверять дом Люси.
Черные решетчатые створки металлических ворот медленно сворачиваются, подрагивая на закругленной направляющей, словно у самих ворот эти закругления ничего, кроме отвращения, не вызывают. Конструктивный просчет, думает Руди каждый раз, когда приходит сюда. Но самый большой просчет, добавляет он неизменно, допустила сама Люси, когда купила этот чертов дом. Живет как какой-нибудь наркоделец. И дело не только в «феррари». «Феррари» можно понять. Каждому хочется ездить на самых лучших машинах и летать на самых лучших вертолетах. Если уж на то пошло, ему тоже нравится его «хаммер», но одно дело хотеть ракету или танк и совсем другое – хотеть якорь, громадный вычурный якорь.
Руди заметил это еще тогда, когда только свернул на дорожку, но не обратил внимания и вспомнил лишь тогда, когда проехал через ворота и вышел из машины. И вот Руди возвращается к почтовому ящику и видит, что флажок поднят. Почту сюда не доставляют, а поднять флажок сама она не могла, потому что ее здесь нет. Вся корреспонденция поступает в тренировочный лагерь и офис, что в получасе езды отсюда, в Голливуде.
Странно, думает Руди и, подойдя к почтовому ящику, останавливается и смотрит на него. В одной руке у него газета, другой он приглаживает влажные от пота волосы. Не побрился, не принял душ, а надо бы. Ночь выдалась беспокойная, душная, и уснуть так и не удалось. Руди оглядывается. Никого. Никто не бежит за здоровьем, никто не прогуливает собачку. Одну особенность этого района он уже подметил: люди здесь не стремятся к общению, держатся особняком и вовсе не получают удовольствия от своих домов, как роскошных, так и скромных. Редко кто выходит посидеть в патио или поплавать в бассейне, а те, у кого есть катера, почти не пользуются ими. Странное, чудное место. И неприятное. Тревожное. Мерзкое.
«Нашла куда переехать. Как будто других вариантов не было. Зачем? Что ей здесь приглянулось? Жить среди придурков? Люси, Люси, ты сама нарушила все свои правила». Руди открывает почтовый ящик, заглядывает внутрь и мгновенно отскакивает. Адреналин шумит в крови. Лишь отступив футов на десять, он немного успокаивается и еще раз заглядывает в ящик. – Ну и ну! Вот же дерьмо!
Движение в центре города, как всегда, медленное. За рулем сидит Скарпетта – боль в местах, о которых лучше не упоминать, мешает Марино исполнять обязанности водителя. Он и ходит еще неуклюже, на полусогнутых, и даже такой привычный маневр, как посадка в машину, превращается для него в проблему. Скарпетта видела жуткие багрово-фиолетовые пятна и знает, каково ему приходится. В ближайшее время на Марино лучше не рассчитывать.
– Как себя чувствуешь? – снова спрашивает она, уже решив, что просить его раздеться больше не станет. Скорее всего необходимости в еще одном осмотре не возникнет. Впрочем, если Марино и обратится за помощью, то лишь в самом крайнем случае.
– Вроде бы лучше, – отвечает он, рассматривая старое здание управления полиции на Девятюй улице. Оно и раньше выглядело не лучшим образом – с шелушащейся краской и обваливающимся фризом, – а теперь еще хуже, пустое, заброшенное и молчаливое. – Сколько лет потрачено впустую, и половина прошла в этой развалюхе.
– Ох, перестань. – Скартетта включает поворотник, и он начинает громко щелкать. – Не стоит начинать день с таких разговоров. Лучше скажи, спала опухоль или нет. И помни, мне важно знать правду.
– Спала.
– Хорошо.
– Утром я опять обмазался йодом.
– Хорошо. Не забывай делать это каждый раз, когда выходишь из душа.
– И щиплет уже не так сильно. Можно сказать, совсем не щиплет. А что, если у нее СПИД? Или какая другая гадость? Я только об этом и думаю. Что, если она больная? Откуда мне знать, что у нее ничего такого нет?
– К сожалению, ниоткуда. – Скарпетта медленно ведет машину по Клей-стрит, оставляя слева громадный бурый Колизей, сгорбившийся среди пустых парковок. – Может быть, тебе станет легче, если я скажу, что не заметила в доме тех лекарств, что прописывают обычно при СПИДе или других передающихся половым путем заболеваниях. Это, конечно, еще не означает, что она не заражена. Возможно, просто не знает пока. То же самое можно сказать и о каждой женщине, с которой ты вступал в интимные отношения. Так что хочешь изводить себя беспокойством, изводи.
– Я не хочу себя изводить, но когда тебя кусают, тут резинкой не прикроешься. Полной защиты вообще нет. О каком безопасном сексе можно говорить, если тебя кусают?