Раджив бережно вкатил кресло с Савелием в дом и доставил в небольшую комнату, рядом со столовой, в которой Бешеный никогда раньше не был. В комнате стоял стол с четырьмя телевизионными мониторами. На их экранах виднелась пустая столовая. Савелий без труда сообразил, что изображение поступает с четырех скрытых камер, расположенных на разных уровнях по углам столовой. Несколько минут Савелий недоуменно созерцал пустую столовую, потом туда вошел Раджив, поставивший на стол восьмисвечник и аккуратно разложивший какие-то странные свитки на плотной бумаге, похожей на папирус, испещренные неизвестными Савелию буквами.
Тут в комнате появился Широши. В том, что это был именно он, у Бешеного не возникло и тени сомнения, но его потрясла происшедшая с его недавним собеседником перемена. Тот облачился в неопределенного цвета облезлый халат с отвисшими карманами, на голове у него красовалась традиционная еврейская ермолка - кипа. Савелия поразило его лицо. Во-первых, у него появились черные, с густой проседью пейсы. Во-вторых, обычно округлые щеки выглядели впалыми, а торчащий между ними нос как будто увеличился в размере и обрел некую специфическую крючковатость. Более всего зрителя поразил взгляд. Обычно спокойный и скептический, он стал хищным и недобрым. Изменилась и довольно легкая походка - теперь он как-то странно шаркал и даже приволакивал ногу.
Широши уселся за стол и стал с сосредоточенным видом ворошить принесенные Радживом папирусы. Но это длилось недолго.
В сопровождении Рама в комнату, тяжело дыша, ввалился тучный, крупный краснолицый старик, одетый во франтоватую белую полотняную тройку и старомодную шляпу канотье. Савелий почему-то сразу представил себе, что как раз так и должны были выглядеть незабвенные одесские "пикейные жилеты" из романа "Золотой теленок". Именно в таких шляпах гуляли по Приморскому бульвару и Дерибасовской уважаемые люди Одессы в начале двадцатого века.
- Шолом, старый поц, - недружелюбно сказал Широши, - ты уже совсем мишигинер и окончательно омаразмел, или ты на старости лет стал ковбой, который стреляет на всякий случай, еще до начала разговора?
- Я вообще не желаю ни приветствовать, ни говорить с тобой, Лейба! неожиданно высоким голосом завопил прибывший.
Оба говорили по-русски, но с ужасающим акцентом, картавя и путая ударения.
- Я отдал приказ стрелять по твоему острову, объявляя тебе войну!
- Не так громко и не так быстро, Брюс! - перебил его тираду Широши, кивком позволяя Раму удалиться. - Перестань вопить, как торговка на Привозе, сядь за стол и объясни-таки толком, что случилось? Может, ты голоден и не завтракал?
- Я голоден? - возмущенно заорал тот, кого Широши назвал Брюсом. - Да у меня на яхте французский повар, который получает столько, что все твои индусы и цейлонцы, вместе взятые, узнав сумму его жалованья, позеленеют и лопнут от зависти, но я тебе ее не скажу.
- Успокойся, Брюс. Все знают, что ты богатый человек и можешь себе позволить не только самого дорогого в мире повара. Лучше объясни мне толком, какие у тебя ко мне претензии?
- Ты, Лейба, не еврей. Потому что нарушаешь главную заповедь Талмуда, запрещающую еврею обманывать еврея.
- Зато ты, Брюс, стопроцентный еврей, никогда не нарушавший эту заповедь, - насмешливо парировал Лейба-Широши. - Ты всегда обладал завидной способностью помнить чужие грехи и мгновенно забывать о своих. Но я тебе напомню. Конечно, с тех пор прошло много лет и ты подзабыл кривого Гирша в Хайфе, который дал тебе взаймы, когда ты задумал открыть торговлю замороженными продуктами. Долг ты ему вернул, и, как положено, с процентами, но через три года, уже будучи биржевым брокером, разорил беднягу Гирша дотла, всучив ему на кругленькую сумму акций какой-то дутой фирмы. Он тебе верил, как сыну, а ты его обманул.
Брюс, не отвечая, тяжело сопел.
- Кстати, почитай-ка вслух Тору. Ее мудрость очень помогает истинным евреям, - продолжал наступать Широши. - Или ты уже забыл язык наших предков, обитая в благополучной и космополитической Швейцарии?
Брюс начал читать свиток, спотыкаясь и запинаясь, Широши помогал ему, подсказывая на память соответствующие строки.
"Первый раунд, очевидно, остался за Широши", - подумал Савелий.
Брюс, кажется, это тоже понял и немного сменил тон.
- Оставим этот бессмысленный спор о том, кто из нас более правоверный еврей, - сказал он, откладывая на стол свиток Торы и доставая из кармана несколько листков бумаги. - Лучше внимательно прочти это письмо.
Широши углубился в чтение.
- Не понимаю, зачем ты посвящаешь меня в свои тайные отношения с господином Можаевым? - На фамилии он специально для Савелия сделал ударение. Какое мне до этого дело?
- Но я не писал этого письма! - опять повысил голос Брюс.
- Писал - не писал, я-то здесь при чем? - продолжал недоумевать Широши.
- Слушай, Лейба, как говорил мой дядюшка Хайм, старый одесский налетчик и друг Бени Крика, перестань уже крутить вола за отсутствующие у него бейцам. Ты вник в эту схему в письме?
- Она даже по-своему талантлива! - сказал Широши.
- Таки не я ее придумал!