Аким Васильевич рассказал и о том, как однажды получил письмо с Дона. Писала ему молодая незнакомая девушка. Она недавно окончила сельскохозяйственный институт и была назначена агрономом в один из придонских колхозов. Девушка жаловалась на свою незадачливую судьбу: «В колхозе, куда я приехала, давно уже работает пожилой агроном, человек старой выучки, — писала она. — Он тут всем командует, его слушаются, а мне, молодому специалисту, не дают развернуться, поэтому и работать не хочется…» Она спрашивала, как быть.
В колхоз «Большевик» как раз в то время приехала тоже молодая девушка Светлана Смирнова, только что окончившая Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Аким Васильевич показал ей это письмо и попросил ответить. Светлана ответила. Вот что писала она молодой специалистке из донского колхоза:
«Мне кажется, что Вы зря обижаетесь. Не думайте, что Вы знаете больше, чем ваши товарищи. Работайте и не беспокойтесь, что труд Ваш не будет замечен. Люди уважают тех, кто трудолюбив».
Машинописная копия письма Светланы хранилась в бумагах Горшкова.
Я спросил Горшкова, почему он не сам ответил на это письмо.
— Мне, знаете ли, захотелось, чтобы о своем назначении и месте в жизни задумалась не только та девушка, но и наша Светлана, — сказал Горшков.
«А ведь председатель поступил очень правильно», — подумал я.
Мы долго просидели в ту ночь за чаем и разговорами, а утром Горшков предложил мне пройтись, поглядеть хозяйство артели.
Каждый раз, приезжая сюда, я видел какую-нибудь новостройку. Вот и теперь недалеко от колхозного клуба в глаза сразу же бросилось новое здание с застекленными верандочками, обнесенное невысокой деревянной оградой.
— Это у нас дошкольный комбинат — ясли и детский садик. Недавно открыли, — пояснил Горшков.
В другом месте плотники ставили еще один новый дом. Колхозные электрики тянули куда-то проводку.
Остановившись возле нового домика, Аким Васильевич сказал:
— А здесь у нас общежитие для девчат. Приезжает к нам, знаете ли, из разных районов молодежь. Просится в колхоз. Мы говорим: поживите, поработайте, а там будет видно. Тех, кто покажет себя старательным, принимаем. Обеспечиваем общежитием, чтобы по чужим углам не ютились. Хотите взглянуть?
Мы зашли. В большой комнате общежития было неуютно. Кровати застланы кое-как, на скорую руку. Пол не метен.
За столом сидели две девушки в полушалках и ватниках. На столе — остатки какой-то еды, немытая посуда.
— Что же это вы делаете? — удивленно спросил Аким.
— Обедали, товарищ Горшков.
— Вот так, даже не раздеваясь?
Девчата сидели потупившись и молчали.
— Может быть, у вас холодно?
— Нет, тепло.
— Так что же вы ватнички-то не сняли?
— Торопились, Аким Васильевич.
— Ай-ай-ай! И пол не метен.
— Веник еще не выписали со склада.
— А сами-то не догадались связать? В колхозе давно ли живете?
— С весны.
— Откуда приехали к нам?
— А мы меленковские, Владимирской области, — ответила одна из девчат.
— Так неужели вы и дома жили в такой грязи? Нехорошо, некультурно. Вы бы у порога половичок положили, чтоб ноги обтирать. Веничек связать — дело тоже, знаете ли, простое. И коечки убирать как следует надо.
Он был явно смущен и раздосадован тем, что, желая показать один из очагов нового быта, привел меня в это неуютное помещение.
Потом мы побывали на хозяйственном дворе, в механической мастерской, в Доме сельскохозяйственной науки, а Горшков все нет-нет да и возвращался мыслью к общежитию девчат, как бы оправдываясь, говорил:
— Не сразу, понимаете ли, но и там все устроится…
И уже вечером дома, сидя за чаем, вдруг что-то вспомнил, подошел к телефону и позвонил своему заместителю Романенко:
— Иван Федосеевич, мы, знаете ли, были сегодня в общежитии у девушек — очень уж там неприглядно. Надо им чем-то помочь.
После чая он опять увел меня в кабинет и завел речь о том, что вот, мол, переделать дом или даже построить новый гораздо легче, чем перестроить психологию человека.
— У нас, знаете ли, за последние годы в лесу много лосей развелось, — сказал он. — Охота на них, конечно, запрещена, но бывает, что браконьеры нарушают порядок. Вот недавно был такой случай. Наши колхозники убирали овес возле Вековской стражи. Там небольшой участочек примыкает к самому лесу. Вдруг в лесу раздается выстрел, а вслед за тем на опушку из чащи выбежал молоденький лось. Огляделся — и прямо к людям. Шагов двадцать не добежал, грянулся оземь.
Подошли к нему — видят: кровь. Попытался он встать, но сил не хватило. Голову вытянул, смотрит на людей такими, понимаете ли, тоскующими глазами и весь дрожит каждой жилочкой. Одна женщина даже заплакала от жалости.
Стреножили лося, взвалили на телегу и увезли. А через некоторое время появляется из лесу человек. Наш же колхозник, баламутный парень, шофером на трехтонке работает. Остановили его, спрашивают:
— Не ты ли стрелял?
Отказывается.
— Ты — больше некому.
— Да у меня и ружья с собой нету.
Тут одна женщина и говорит:
— Бесстыжие глаза, я же тебя утром видела, ты с ружьем шел. К месту происшествия надо вести его…
А парень упрямится:
— Никуда идти не желаю.