След человеческий

—      Так вы хотите писать о папе? — спрашивает хозяйка.— У меня сохранились лишь кое-какие справки о его пароходной службе, несколько фотографий и рукописей. Да вот еще целый чемодан писем. Но это осталось от бабушки Бакуниной... А о последних годах жизни папы лучше помнит Марина, моя младшая сестра. Она сейчас служит осветителем в Малом театре, я ей сказала, что вы будете у меня, и Марина обещала зайти.

В коридоре раздался звонок.

—      Ну вот и она.

Нина Петровна пошла открыть дверь и вернулась с Мариной. В чертах лиц у сестер мало общего. Нина Петровна— широкоскулая, с серыми, как бы навыкат глазами— в отца. Марина — темноглазая, с крутыми бровями — в мать.

—      Она, Марина-то, с папой была на Капри у Горького. Ее там катали на маленьком ослике. Правда, Мариночка?

—      Так мама потом рассказывала, сама не помню, еще слишком мала была,— с улыбкой сказала Марина.

—      А вот я тогда не поехала к Горькому. Закапризничала, почему это мы к нему, а не он к нам?.. После жалела.

Сестры пустились в воспоминания. Из шкафа достали альбом с газетными вырезками, рукописи, фотографии деда и бабки Олениных и самого Оленина-Волгаря. Вот он еще юноша, в форменной шинели и кепочке Фидлеровского училища, а тут в капитанской тужурке. А вот в Неаполе, с женою Антониной Петровной...

Перебирая рукописи, Нина Петровна говорит:

— Вот любимое папино стихотворение — «Вахтенному».— И, приблизив страницу к глазам, начинает читать:

Кто гражданин в своей отчизне

И высший долг свой сознает,

Тот никогда на вахте жизни

Не устает.

Пусть ночь темна, пусть буря стонет

И ветер рвет со всех сторон,

Пусть властно вахтенного клонит

Свинцовый сон.

Но если долгом гражданина

Он беззаветно горд и полн,

То нипочем ему путина

Ревущих волн!

Стоит он смелый, безответный,

Забыв про отдыха черед.

И помнит лозунг лишь заветный:

— Смотреть вперед!

—      Когда же это было написано?

—      Да, вероятно, уже в последние годы жизни.

—      Отец очень любил слово «гражданин». Помню, как он говорил моему младшему брату: «Расти и будь всегда гражданином»,— вспоминает Марина.

—      К детям папа был очень внимателен,— сказала старшая.— Специально для нас он издавал семейный рукописный журнал «Мой мирок».

Одну тетрадку этого журнала, посвященную Волгарем своему младшему сыну Олегу, я видел в архиве Касимовского музея. С грустноватой усмешкой Петр Алексеевич рассказывал в «Моем мирке» о своих надеждах, поисках и неудачах.

—      А что Олег?

—      В сорок первом году, когда началась война, он вступил добровольцем в Московское ополчение и погиб в одном из первых боев под Медынью,— ответила мне Марина.

—      Долг гражданина он выполнил до конца,— добавила Нина Петровна и, помолчав, продолжала:—А ведь я тоже была на фронте, только не в эту войну, а еще в гражданскую. Молодая была, здоровая, ну и записалась сестрой милосердия в Красную Армию. Случалось бывать в боях. Под Симбирском попала в плен к белым. Стали меня допрашивать. Офицер говорит: «Как это вы, потомственная дворянка, оказались в рядах большевистской сволочи? За это следовало бы расстрелять, но мы пощадим вас. Будете вместе с нами бороться за спасение родины». А я ему отвечаю: «Я как раз и вступила в Красную Армию, чтобы бороться за спасение родины от контрреволюции». «Тогда получишь      пулю»,— ска-

зал офицер. Отвели меня в тюрьму, где находились несколько десятков других пленных красноармейцев, и мы уже приготовились к смерти. Но в это время наши ударили на Симбирск, и белые не успели расстрелять нас.

—      Отец знал об этом?

—      Он узнал после. Очень расчувствовался, обнял меня и сказал: «Спасибо, в роду Олениных изменников не было и не будет!»

Сестры еще долго рассказывали об отце и о своей жизни, а на прощание Нина Петровна обещала еще раз порыться в своем домашнем архиве и, если найдется что-нибудь интересное, переслать мне.

Недели через три я получил по почте пакет. В нем была рукопись неопубликованного рассказа Оленина-Волгаря «Очаковец» с припиской автора, сделанной, вероятно, позднее:

«Перечитав этот рассказ и перебрав в памяти давние события, потускневшие от лет, я нахожу, что изложил их верно. Важна не та роль, которую совершенно неожиданно отвела мне судьба в этом событии. Очень многие поступили бы так же. Важно, что этот эпизод характеризует отношение той части интеллигенции, которая, подобно мне, держалась далеко от активной политики, отношение этой интеллигенции к борцам против монархического и бюрократического строя».

Кроме рукописи рассказа «Очаковец», Нина Петровна переслала мне копию письма Л. Н. Толстого к ее отцу и заметки самого Оленина-Волгаря, объясняющие историю этого письма.