След человеческий

В начале тридцатых годов, когда с конвейеров только что пущенного завода имени Дзержинского непрерывным потоком пошло оконное стекло, ясное преимущество машинного способа выработки побудило и хрустальщиков задуматься о механизации своего производства. Оказалось возможным некоторые изделия не выдувать, как это делалось обычно, а штамповать в специальных формах, отлитых из мелкозернистого чугуна. Так стали делать, например, ходовые граненые стаканы. Процесс штамповки очень прост. В форму, отлитую в виде пустого стакана, бросают необходимую порцию расплавленного стекла и прижимают закрепленным на пружине пуансоном, определяющим внутренние стенки изделия. Под давлением жидкое стекло заполняет зазор между формой и пуансоном и сразу же застывает. Требуется одно движение, и стакан готов. Если при помощи трубки стеклодув мог сделать за смену сотню стаканов, то прессовщик за то же время сделает в двадцать раз больше, то есть две тысячи. К тому же тут не требуется большого искусства. Нажимать ручку пресса может и ученик.

Таким же способом можно штамповать рюмки, розетки, вазочки, пепельницы, чернильные приборы и многие другие изделия. Стали делать даже такие формы, которые позволяли прессовать фасонные изделия, то есть украшенные узором под алмазную грань, а самый процесс штамповки автоматизировали.

Это открыло возможность резкого повышения производства стеклянной посуды и снижения стоимости изделий. Массовый выпуск дешевой продукции стал определяющим в производственном плане завода. Были созданы сквозные поточные линии, от цеха выработки, как стали называть гуту, до цеха отделки, то есть до алмазной шлифовки, при этом отделка сводилась главным образом к зачистке неровностей и заусенцев на изделиях, вышедших из-под пресса.

Эти новшества вызывали тревогу у мастеров-стекло-дувов и старых алмазчиков. Искусство погибает! — говорили они.

Особенно тяжело переживали это потомственные ал-мазчики Зубановы, Травкины, Лямины, Куприяновы, из поколения в поколение совершенствовавшие высокое искусство алмазной шлифовки. На хрустальном заводе с давних пор повелось, что, скажем, Зубановы старались отделывать хрусталь лучше, чем Куприяновы, Травкины — лучше, чем Лямины. Десятилетиями шло негласное соревнование фамильных приемов и способов мастерства. И хотя это соперничество было негласным, знали о нем все жители поселка и с интересом следили за тем, кто сделает лучше.

Погоня за увеличением дешевой продукции вызвала снижение производства высокосортного хрусталя. Героями дня становились не те, кто сделал лучше, а те, кто давал больше.

Дмитрий Петрович Зубанов говорил по этому поводу:

—      Время алмазчиков кончилось. Скоро заменят и нас какими-нибудь автоматами...

Он переживал это особенно тяжело, потому что одним из самых горячих сторонников механизации на заводе был его родной брат механик Александр Петрович Зубанов. Между братьями часто вспыхивали жаркие споры. Александр Петрович доказывал, что механизация вовсе не исключает искусства, а ведет к облегчению тяжелого ручною труда.

—      Смотри, как переоборудовали гуту. Прежде туда войти было страшно: жара невыносимая, духота, мастера возле печей, как муравьи, суетились, хлопчики без памяти падали. А теперь вентиляционные аппараты поставлены, механическую приемку изделий ввели, в запальные камеры стекло подается автоматически. Появились человеческие условия труда.

—      Что ты мне говоришь! — возражал ему Дмитрий Петрович.— Ты по результату оценивай. Зайди в образцовую и погляди, какую посуду Гусь-Хрустальный в прежнее время давал. Красота! Глаз отвести невозможно. А на то дерьмо, которое нынче навалом идет, мне даже смотреть совестно.

Каждый из братьев был по-своему прав. Но хотя Дмитрий Петрович и говорил, что славе гусевских алмазчиков приходит конец, в глубине души своей он был убежден, что живое искусство не может погибнуть.

Однажды я спросил у него, есть ли среди молодых мастеров достойные продолжить традиции старых алмазчиков.

—      А как же! — ответил он.— Вон Колька Чихачев прирожденный художник. Гусевского закала.

Кольке Чихачеву в то время было уже под тридцать. В детстве мы с ним учились в одной школе, но он не окончил ее и уже после четвертого класса поступил на хрустальный завод. Сначала был хлопцем в гуте, потом учеником мастера в отделе шлифовки и, наконец, мастером алмазной грани.

—      Да и кроме Кольки ребята способные есть. У Стасика Орлова и у Женьки Рогова большие задатки. Таких ребят развивать и поддерживать надо, а у нас их расценками обижают. Расценки-то не по мастерству, а по валу устанавливать стали...