След "черной вдовы"

— Ничего. Так, говоришь, Максим ее тоже хорошо знал?

— Я тебе такого никогда не могла говорить. Думаю, что совсем не знал. Ну, может, видел походя. Но я почти уверена, что между ними не было ничего общего.

— Да? Тогда почему посланец от Максима, который явился сегодня утром убивать тебя, сказал, что пришел с Леной, а сам назвался Игорем? А Игорь — это кто?

— Ой господи!.. Я ж даже и не подумала!.. Верно, Володенька, он ведь так и сказал, а я еще спросила, где Лена, почему долго поднимается, и дверь им открыла… Ну не я, конечно, но они же свои! А Игорь — Ленкин бойфренд. Он ее на своей машине возит.

— А как же мог Масленников об этом знать?.. Ладно, ты подумай, но Ленке своей пока ничего не говори. И еще вопрос: вот если специалисту показать парик, он может сказать, кто его сделал?

— Ну, конечно! У нас их не так много, и у каждого мастера свой почерк, так сказать.

— А Ленкины парики ты бы, например, узнала?

— Вряд ли, я не по этой части. Но уж она-то свою работу знает. А что?

— Все, спасибо, потом расскажу. При встрече.

— А когда? — А ведь в голосе-то прозвучали уже капризные нотки.

— Скоро, пока.

Поремский с улыбкой покрутил головой, вспомнив, как еще недавно, час какой-нибудь назад, и сам едва не поддался всеобщему затмению, прилипнув глазами к выставленной напоказ женской плоти, вызывающей у всей толпы однозначно непристойные мысли, и успокоился, зацепившись воспоминаниями за прошлое и решив, что сам-то ведь может рвануть к Дашке и уж там окончательно стряхнуть с себя сковавшее его оцепенение.

Когда он вернулся, Виктор Петрович беседовал с «доктором Торопкиной», как она ему представилась, и с легким укором взглянул на Владимира. В смысле, где был?

— Я о париках. Кажется, есть след.

Генерал кивнул и показал на соседний стул.

— Садись, послушаем Марию Леонтьевну вместе. Представляю вам старшего следователя по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры России Владимира Николаевича Поремского. Ему поручено расследовать это дело. — И повернулся к Владимиру. — У нас сейчас с доктором Торопкиной не допрос, а предварительная беседа. Она объясняет мне, каким образом оказалась в этой квартире, насколько хорошо знакома с ее хозяином, ну и все такое прочее. Так что официальный допрос я оставляю для вас, Владимир Николаевич. Продолжайте, доктор.

Но она молчала, и лицо ее, дотоле живое и даже как бы увлеченное рассказом, стало сухим и отчужденным.

— Вас не устраивает такая форма разговора? — учтиво осведомился Гоголев. — Но ведь мы же с вами, Мария Леонтьевна…

— Виктор Петрович, можно начистоту?

-Ну а как же иначе? Мы ведь уже договорились.

— Да, я обещала все вам рассказать. Искренне. Потому что вижу только в такой форме беседы, если хотите, отчасти и свое собственное спасение.

— Вам ведь есть чего всерьез опасаться?

— Ну мы же взрослые люди… Вот поэтому я хотела бы просить вас, Виктор Петрович… может быть, в порядке исключения, если это у вас не положено, поделиться моими мыслями, информацией пока с вами лично. Я слышала о вас и готова верить любому вашему слову, которое вы мне скажете. И обещаю не врать, попросту говоря. Но нельзя ли это сделать… наедине? А вот когда станете допрашивать меня официально, под протокол, я так же честно отвечу на ваши вопросы. Но уже без… ну, без эмоций. Вы поймите меня, я все-таки женщина, хотя молодой человек, который вошел одним из первых, увидел такое, что мне не хотелось бы с ним обсуждать. Да мне стыдно, но не только моя в том вина. И когда я расскажу, возможно, вы поймете меня. И не будете судить слишком строго. С высоты вашего возраста. О чем я не могу даже и просить этого молодого человека.

Гоголев усмехнулся, пожал плечами и вопросительно взглянул на Поремского. А у того снова высветилась перед глазами слишком уж эффектная поза «отдыхающей женщины». Он посмотрел на нее, она же настороженно поймала его взгляд и опустила глаза. И не покраснела, во характер! -Ну и черт с ней. На допросе уже не отвертится.

И Владимир сказал, что не будет возражать сейчас против ее приватного, так сказать, разговора с Виктором Петровичем, что совсем не исключает и последующего официального допроса ее в качестве подозреваемой… Тут Поремский поймал мгновенный остерегающий взгляд Гоголева и замолчал, предоставив женщине понимать сказанное им, как она сама того пожелает. Подозревается в соучастии, чего еще? Да вон хоть те же наркотики! Она же сама официальное лицо! Врач- нарколог!

Но ничего этого Владимир не сказал, и Гоголев кивнул ему с поощрительной улыбкой.

— Занимайтесь там пока, — кивнул он в сторону комнаты. — А вам, Мария Леонтьевна, с разрешения и Владимира Николаевича, я предлагаю сделать следующее. Давайте не будем дальше мешать работать следственной бригаде и поедемте в одно тихое местечко, где мы сможем поговорить откровенно. А там и решим, как у нас потечет дальнейшее расследование, не возражаете? Лично у вас здесь больше нет важных дел?

— У меня их и прежде-то не было, тем более — сейчас, — вздохнула она.

— Не возражаешь? — спросил Г оголев у Поремского.