След «черной вдовы»

Он успел уже ознакомиться с большей частью изъя­тых у представительств компании «Норма» докумен­тов, выслушал соображения по поводу некоторых из них Генриха Крафта — главного специалиста в данной теме, и, наконец, сумел-таки встретиться для серьезно­го разговора, который, впрочем, можно было при же­лании назвать и допросом, с мадам Масленниковой, в девичестве — Нестеровой. Ее местонахождение было отлично известно Генриху, а мадам, естественно, укло­ниться от встречи со следователем из России не мог­ла — слишком уже много суровых обвинений «висело» на ее родных и близких. Отказаться не могла, но и со­трудничать со следствием, как видно, тоже не собира­лась.

Старшая сестра Виктора Михайловича — Галина Михайловна внешне напоминала сухую и подслепова­тую воблу. Эта высокая и худая женщина 65 лет про­живала вовсе не в Дюссельдорфе, как предполагал Ту­рецкий и где, собственно, находился головной офис «Нормы», а во Франкфурте-на-Майне, точнее, практи­чески рядом с ним, если отъехать на северо-запад. Не­большой уютный городок Нидерхёхштадт. Что-то он определенно напоминал Александру Борисовичу, оста­валось только вспомнить что. И ведь всплыло!

Ну, конечно, здесь же его и держали в подвале од­ной из вилл российские бандиты после похищения. И тут же этих бандитов они потом, вместе с герром Юнге, и повязали^[1]. Ох, время летит!

Галина Михайловна снимала небольшую двухэтаж­ную виллу на тихой улочке, как она сухо объяснила, в ожидании того дня и часа, когда с ее мужа — Геннадия Ивановича — будут наконец сняты все нелепые обви­нения и он сможет приехать сюда, чтобы навестить ее и отдохнуть душой от проклятых российских дел.

Самое удивительное, что под «проклятыми делами» она, по мнению Турецкого, правильно понимала имен­но преступную деятельность мужа по продаже краде­ных автомобилей в России. Причем крали-то здесь, при­чем с помощью самих же хозяев автомашин, а продава­ли — там и после еще умудрялись снимать с «лохов»- покупателей двойной и тройной навар. Но уже с помо­щью друзей-подельников в правоохранительных орга­нах. Действительно, в таких-то тяжких условиях где еще и отдохнуть душой, как не в городке, который одно время выбрала для себя едва ли не местом отстоя и от­дыха российская мафия... Но почему же тогда считала обвинения против Масленникова-старшего нелепыми? Воровство и обман покупателя, не говоря уже — госу­дарства, преследуется во всех странах. А она, значит, полагает иначе? Чудно, как жизнь складывается...

Турецкий ехал, смотрел по сторонам, но ничего не узнавал. Наверное, потому, понял наконец, что все со­бытия, которые происходили с ним в этом городке, слу­чались исключительно по ночам. Ночью привезли сюда из аэропорта, ночью же увезли, чтобы утопить в Май­не, а после, тоже ночью, сюда примчалась полиция, что­бы арестовать бандитов.

А городок-то, оказывается, совсем и неплохой, чис­тенький, во всяком случае.

Почти неотличимую от соседских, арендованную виллу Нестеровой окружали несколько аккуратно об­резанных и побеленных фруктовых деревьев, похоже яблонь, и ровно подстриженный газон за невысоким сетчатым заборчиком, снова напомнившим Александ­ру Борисовичу российские загоны для кур. У калитки с зеленым почтовым ящиком находились два больших белых вазона с цветущими розами. Все ровно, аккурат­но, типично по-немецки. И темные кроны лесопарка вдали, а также острый золотистый шпиль кирхи. Будто и годы не ушли...,

Итак, Галина Михайловна оказалась в курсе собы­тий, которые произошли в России. Пока были упомя­нуты лишь нелепая гибель младшего ее сына Вадима, а также убийство родного брата и его спутников. И, ра­зумеется, она была твердо убеждена, что старший ее сын к смерти ее же брата непричастен. Она так и заявила:

—  Его там просто не было. А сваливать вину на че­ловека в его отсутствие — это у нашего правосудия са­мое привычное дело.

—   Не сочтете ли вы тогда возможным объяснить мне, зачем Максиму Геннадьевичу потребовалось про­сить меня прекратить расследование в отношении его? Зачем это человеку, который уверен в своей невинов­ности? Или все-таки он крупно виноват и боится, что следствие вот-вот назовет имя преступника? И тогда уже у него в прямом смысле земля загорится под ногами? Потому что его больше не оставят в покое ни здесь, в

Европе, ни на родине. Или вы просто не совсем в курсе дела?

—  Он?! Кого-то просить об одолжении?! — Изумле­нию и возмущению «воблы» не было, казалось, преде­ла. — Зачем вы лжете мне в глаза, господин следователь?

—   Все гораздо проще, — скучным голосом сказал Турецкий. — Я вам устрою в ближайшие день-два оч­ную ставку с вашим юристом и попрошу его подтвер­дить сей огорчительный для вас, видимо, факт. Наде­юсь, Алексей Митрофанович не откажет мне в такой любезности и подтвердит, что действовал от имени сво­его хозяина.

—  Я не знаю такого человека. Лично мне он, во вся­ком случае, неизвестен.

—  Тем более вам будет интересно познакомиться.