След души

– Про промышленный шпионаж слышал? – вежливо начал Вадик. Человек снова засмеялся и Вадик начал пытку.

– Знаешь, кто я? – спросил Вадик, глядя на алую сеть лопнувших капилляров.

Человек моргнул.

– Значит, вспомнил, – надел перчатки Вадик. – Я вот что тебе скажу. Из человека можно вытянуть все, что угодно, главное найти к нему подход, но «что угодно» мне не нужно. Мне нужна правда. Кому, когда и как ты передал информацию с координатами лаборатории на островах и протоколами безопасности Отдела Разработок?

Человек дернулся. Вадик попытался заглянуть ему в глаза.

– Правда, понимаешь. Понимаешь?! – рявкнул он и оценил степень причиненного урона. – Ты просто будешь отвечать на вопросы, а я буду проверять ответы. Правильный ответ – идем дальше, неправильный ответ – вырванный зуб, два неправильных ответа – нет пальца, затем снова зуб, и так, пока не окончатся зубы или пальцы. Ты можешь, конечно, раньше времени умереть, например, от болевого шока или от потери крови, но мне не было указаний тебя не убивать. Начинаем, – оскалил зубы Вадик и достал пассатижи. – Новые, смотри, вчера купил, гвозди ржавые в деревне вытаскивал, и намучался же я. С зубами как-то легче выходит. Хорошие пассатижи, как раньше.

Человек прилип к спинке стула и попытался дернуться. Вадик схватил его за подбородок.

– Укусишь – выбью зубы разом и начну вырывать ногти, зубов то не будет, – подмигнул он.

Человек замер. Вадик засунул пассатижи с желтой рукояткой в рот человеку и вырвал нижнюю семерку. Зуб раскрошился. Человек завопил и стал корчиться от боли.

– Ты вопрос, наверное, не расслышал? – ловил взгляд Вадик. – Кто твой заказчик?

– Не знаю! – внезапно закричал человек. – Он не назвался. – харкнул он кровью и выплюнул осколки зуба.

– Хорошо. Давай еще раз? – поднес Вадик пассатижи ко рту. – Кто твой заказчик?

– Я же говорю, что не знаю, – продолжал плеваться кровью человек. – Вадим Георгиевич, не надо, пожалуйста. У меня семья, дети. – заплакал человек.

– Ты не забывай, с кем разговариваешь, нет у тебя детей, а жена ушла давно. Выбирай любимый палец, – басил Вадик.

– Все, что я знаю, это что он с акцентом говорит, я такого не слышал еще акцента, не надо, пожалуйста, я жить хочу… – человек опустил голову и уставился в пол. – У меня все в почте есть, я пароль дам.

Вадик убрал пассатижи, презрительно на него посмотрел и плюнул ему в лицо:

– Гнида!

Утром в офисе помощница протянула Коврову папку.

– Доброе утро, Алексей Олегович. Вот, Вадик принес, тут кровь, – испуганно сказала она, ожидая реакции шефа.

– Давно в Египте не была? – спросил он.

– Вообще не была, – вытаращила глаза девушка.

– Загран есть?

– Нет, – ответила она и расстроенно опустила глаза.

– Позвони Вадику, пусть подсуетится. Слетай на недельку туда, в Каир съезди, на пирамиды посмотри, в школе, небось, проходила. Отдохни там, – сказал Алексей, и девушка побежала судорожно звонить начальнику личной охраны.

– Действительно, гнида, – изучал документы в окровавленной папке Ковров. – Все слил, все.

Центр Реабилитации

Москва

2007 год

Четверг. День четвертый

Все было бы нормально, даже этот Вадик и проломанные двери, если бы не постоянное «завтра». Отношения наши состояли из постоянной лжи с красивым обнадеживающим словом «завтра». Завтра позвоню, завтра встретимся, завтра прилечу, завтра расскажу и так далее. В жизни каждой девушки есть мерзавец, который разбил ей сердце. Так вот, Коврову эта роль удалась. Самое обидное, что мерзавцем он был не всегда. Когда-то он, так же, как и я, любил лето, и так же радовался незначительным мелочам. Когда мы только познакомились, счастью не было предела. Помню, мы сидели на кухне, пили чай. Вдруг в дверь позвонили. Леша пошел открывать, спросил: «Кто там?», а ему ответили: «Налоговая…». Я поперхнулась печеньем, а он, наверное, поседел на пару волосков. Потом грубый голос прохрипел: «У вас номеров у квартир нет, это тридцать пятая?», а он им ответил: «Нет, тридцать четвертая», и выдохнул. Мы тогда даже шампанское открыли. И мне иногда кажется, что я все еще живу в прошлом, с тем человеком, который меня так любил. Наверное, я никогда не приму того, что он изменился. Уж слишком хорошо я его знаю. И, что бы ни случилось, когда я смотрю на свое отражение в зеркале, то до сих пор вижу ту влюбленную девушку, у которой горят глаза и еще все впереди, которую не коснулись ни предательство, ни смерть близких, ни жизненные невзгоды.