След Хищника

— Да что вы знаете! — воскликнул в сердцах Перфилов. — Если бы я был хоть кому-то нужен, то они бы давно стояли у этой кровати и плакали. Кого вы пытаетесь обмануть? И главное зачем. А чем мое терпение наградят? Новой болью?

И тут ему стало так тоскливо, что Перфилов завыл, как раненый волк и начал швырять в психолога всем, до чего смог дотянуться, включая капельницу и утку.

— Господи, ну почему ты так ко мне немилосерден! — закричал он. — Ты же мог убить меня, как ребят из нашего отделения: Игоря, Ваську, Гришку заводилу. Почему им легкая и быстрая смерть, а мне все это? Зачем ты оставил меня здесь? Захотел поиздеваться, понаблюдать за моими страданиями? Для того и эту несчастную дуру ко мне прислал? Все равно же жить не буду!!!

Прибежала медсестра и воткнула ему укол прежде, чем он смог дотянуться до психолога здоровой левой рукой, чтобы задушить за ее искреннюю доброту и желание ему помочь.

Проснулся он ночью от боли, словно ноги и руки кто-то взялся жевать длинными острыми зубками, впиваясь все глубже. Сергей терпел, сколько мог, а потом нажал кнопку вызова медсестры. На этот раз пришла здоровая крепкая девушка с распущенными светлыми волосами и широкой озорной улыбкой.

— Что, буйный, проснулся?

— Кто меня так назвал?

— А весь персонал иначе и не зовет после того, как психолога почти до смерти перепугал.

— Не хотел я, — буркнул Перфилов, виновато отводя взгляд. — Так получилось…

— Ну и не переживай, — девушка широко зевнула. — Поделом ей. Лишь вещает, что все будет хорошо, да пока никому лучше не стало. Если бы словами можно было жизнь менять, у нас бы к ней очереди выстраивались. Чего звал?

— Болит все, — пожаловался Сергей. — Уколи чем-нибудь — лучше всего цианистым калием. Благодарен буду искренне…

— Умереть хочешь?

— Ага. Хочу. Очень…

— Это правильно, — неожиданно широко улыбнулась девушка, подходя к столику и готовя укол. — Я тоже жить не хочу. Меня Лидой звать.

— А ты почему не хочешь? Красивая, умная девушка, мужики, наверное, толпами за тобой бегают.

— А чего в этом хорошего? То, что мужики на меня посматривают, так и то с одной целью — в кровать завалить, а я любви хочу. Только никак не получается: нет нормальных мужиков, все вымерли, а кто еще не успел, так готовятся умереть, вроде тебя…

— Ты это… чего? — даже опешил Сергей. Он никак не ожидал такого от медсестры. Ее задача его от самоубийства отговаривать, рассказывать, как ему в жизни будет хорошо, а так он сам может. — Я-то ладно, у меня ног нет и руки, а у тебя все на месте. Ты красивая. В крайнем случае, можно и без любви жизнь прожить.

— Кому можно, а мне нет, — вздохнула Лида. — Ладно, не обращай внимания, устала я, смена только началась, а уже два трупа в морг увезла, и еще неизвестно, сколько их будет к утру. Ты хоть понимаешь, что жить не хочешь, а другие умирают, так и не приходя в сознание. Свозишь каталку в морг раз двадцать за смену, и жить совсем не хочется…

— Жизнь начинают ценить те, кто побывал на самом ее краю, — мрачно проговорил Перфилов. — Она хороша просто тем, что есть…

— Это ты меня сейчас успокаиваешь? — с любопытством взглянула на него медсестра. — Забавно очень. Вроде это моя работа — успокоение, а твоя — гундосить и кричать, что тебе жизнь не мила. Думаешь, ты один такой? Ошибаешься, весь корпус такими счастливчиками набит.

— Нет, я правду, говорю, — сам себе удивляясь, продолжил Сергей. — Я бы жил, если бы ноги оставили и делал бы это с огромным удовольствием. Сколько мы с ребятами переговорили, мечтая о том, как вернемся и все начнем заново, уже не ошибаясь.

— И где эти ребята?

— Мертвые все, — нахмурился Перфилов. — Так получилось…

— Вот видишь, — вздохнула Лида, смазывая ему руку ваткой остро пахнущую спиртом и втыкая полный шприц непонятно чего. — Всегда так получается: кто жить хочет, тот умирает молодым, а кому не надо, тянется до ста лет. Ладно, не грусти. Буду приходить к тебе чаще, глядишь, ты меня уговоришь пожить еще немного, а до этого сам не умирай. Договорились? А то невесело здесь и тоскливо очень.

— Хорошо, постараюсь, — вздохнул Сергей, чувствуя, как погружается в мутную медикаментозную пелену сна, в котором не больно, но уж очень уныло — Приходи, с тобой не так скучно, как с другими сестрами.

— Приду обязательно, это же моя работа, будь она неладна!

Сны видел скверные, то плавал на море, и ему откусывала ноги акула, то шел по минному полю, и при взрыве летел куда-то высоко вверх к синему небу без единого облачка, но с горящим жарким белым солнцем. Падение всегда было ужасным, Перфилов ломал ноги и куда-то полз, изнемогая от жара и боли.

Очнулся он под утро. Рядом кто-то стоял, но открывать глаза не хотелось — не было сил поднять тяжелые веки.

Перфилов лежал и слышал разговор, не предназначавшийся для его ушей. Впрочем, ему-то теперь какая разница? Все равно, считай, не жилец…

— Высокая температура, больше сорока, сбить не удается, култышки воспалены. Больной нервозен, его не оставляют мысли о самоубийстве, вчера набросился на психолога, который пытался облегчить его страдания. Ночью несколько раз просил обезболивающее…