Они направились через площадь. В двух улицах позади храма, разбрасывая искры, пылал доходный дом, и подсвеченный пламенем силуэт храма Госпожи казался наглухо запечатанной гробницей, в которой не светился ни один огонек.
— Иного я и не ожидала, — фыркнув, заметила Элас Силь. — Заперлись, будто в осажденной крепости, как оно, полагаю, и есть на самом деле. Вряд ли в ближайшее время мы услышим с алтаря зловещие проповеди нашей богини: похоже, она забилась в нору от страха.
— Тсс! Во имя Бездны, Элас, ты что, с ума сошла?
— Сошла с ума? О да. Сверх всякой меры.
Они подошли к ступеням и разбросанным на них телам, которые начали шевелиться при звуке их голосов, поднимая голову и тараща мутные глаза. Имид и Элас молча остановились.
— Она нас не спасет! — простонала какая-то женщина. — Нездоровые… они повсюду! Пьют, курят и все такое! Ах… мне от одного их вида делается плохо! Только взгляните на них! Больные, отвратные, тошнотворные!
— Больные, отвратные, тошнотворные! — нараспев подхватили несколько голосов.
Вскоре уже все бормотали одно и то же, будто мантру:
— Больные, отвратные, тошнотворные!
— Сохрани меня Госпожа, — прошептал Имид. — Это же благодетели! Смотри, они чахнут прямо на глазах!
— Вспомни, чему нас учили как святых, — сказала Элас. — Распутство подобно чуме. Смертельное, всепожирающее скопище демонов, разрушающих разум, тела, души. Распутство есть кошмарное бегство от естественных страданий, в то время как страдания суть тот путь, которым надлежит следовать. Почему? Да потому, что этот путь — единственно честный.
Имид уставился на нее:
— Ты же не веришь во всю эту чушь?
— Нет, конечно, но эти люди верят.
— И их убивают собственные убеждения?
— Именно так.
— Но это же безумие! — Имид Факталло шагнул вперед, держа на руках хнычущего младенца. — Послушайте меня! Я святой! Слушайте все!
Стоны и бормотание смолкли, и в свете пламени с надеждой блеснули глаза.
— Вы что, слепые? — спросил Имид. — Трезвость означает ясность взгляда, а ясность взгляда означает способность увидеть истину! Узреть, насколько несправедлива, жестока, незначительна и уродлива ваша жизнь! Понять, как всеми сторонами вашего убогого существования управляют другие, и они не просто правят вами — им на вас откровенно насрать!
В ответ на неосторожно брошенное Имидом грубое слово послышались судорожные вздохи и чей-то приглушенный вскрик:
— Нельзя так говорить!
— Какая гадость!
— Нет-нет, не желаю слушать!
Младенец расплакался.
— Это все пустые слова! — крикнул Имид. — Никто из властей предержащих не даст и…
— Молчать! — раздалась со стороны входа в храм зычная и четкая команда.
Благодетели на ступенях облегченно заголосили, оборачиваясь. Имид и Элас уставились на женщину в серых одеждах, которая подошла к алтарю и встала справа от него.
— Это же Громогласная Монахиня! — крикнул кто-то.
Ребенок снова заорал.
Женщина в сером обвиняюще нацелила на Имида палец, и у него дрогнули колени.
— Ты! — прошипела она.
— Я! — машинально ответил Имид.
— Проповедник ложных истин!
— Что? — спросила Элас Силь.
— Богохульник! Проповедник того, что не следует знать!
— Ну и ладно! — внезапно необъяснимым образом осмелев, крикнул Имид. — Теперь-то уже слишком поздно, верно?
Снова послышались вздохи. Хуже того, на площади позади них собралась толпа — как мертвых, так и живых.
— Похоже, ты здорово вляпался, — произнесла за спиной Имида Элас.
Монахиня развела руки в стороны.
— Требуется суд! — воскликнула она. — Пусть же заговорит Госпожа Благости! Со своего пресвятого алтаря!
Изнутри каменной глыбы рядом с женщиной послышался странный скрежет, а затем дрожащий голос:
— Не дитя ли я чую?
Шлепок по тяжелой отвисшей щеке, потом еще один, и еще, и еще…
— Хватит! Пожалуйста! Больно!
— Тошнот? Ты проснулся?
Моргнули мутные заплывшие глазки, и горестное выражение сменилось хмурым взглядом.
— Инеб Кашель? Ты никак решил меня прикончить?
— Я пытаюсь тебя разбудить!
— Я что, заснул? Неудивительно, знаешь ли. Нажрался до отвала — ну и ночка! Просто не ожидал!
Инеб Кашель стоял на груди демона Чревоугодия — вернее, на левой ее половине, потому что Тошнот Неопрят настолько разросся, что заполнял собою весь переулок. Складки плоти упирались в стены, почти вываливаясь на соседнюю улицу.
— И все-таки придется тебе встать, — сказал Инеб, рыгнув и обдав его перегаром. — Ты мне нужен. Нам предстоит отправиться в путешествие.
— В путешествие? Куда?
— Недалеко, обещаю.
— Не могу. Слишком тяжело. Еще немного, и я лопну — боги, откуда такая алчность?
Присев, Инеб поскреб рябой подбородок:
— Видать, накопилась за все это время. Таилась где-то в глубине. Что касается еды: видел на улицах хоть одну собаку? Кошку? Лошадь? Я тоже не видел. Ночь превратилась в кровавую баню, и она еще не закончилась. Кто мог такое вообразить?
— Так что все-таки случилось? — спросил Тошнот.
— Кто-то в городе нанял двоих некромантов, Тошнот, чтобы положить конец этому царству ужаса. — Он шмыгнул носом, из которого текло из-за набившейся пыльцы. — Похоже, начало стало бурным.
— Некромантов?