— И я приняла решение: будь что будет, но больше я никогда ему
Мадлен молча кивнула, сдержав ликующий возглас «Слава богу!» и про себя отметив, что Рэчел впервые назвала ее по имени.
— Вы что, не верите мне? — взорвалась Рэчел.
— Верю, — спокойно ответила Мадлен. — Но как вы собираетесь претворить в жизнь свое решение? Тяжкие телесные повреждения, изнасилование и ограбление — это вещи, которые по определению зависят не от вас. Вы над ними не властны.
— Ах, вот вы куда клоните! — раздраженно воскликнула Рэчел. — Вечно хотите, чтобы все было как надо. Вы не верите мне! Вы считаете, что я сама избрала роль личной секс-рабыни Антона, его девочки для битья.
— Минутку. Я так подумала, потому что вы постоянно убеждали меня в этом. Вы же сами признались, что вам нравится жестокость, что вы зациклились на этом ублюдке.
Мадлен прикусила язык. Порыв, заставивший их обняться, мгновенное потепление между ними за считанные секунды переросло в напряженное «сам дурак». Разве так уж необходимо было напоминать этой бедняжке, что она сделала свой выбор — хотела она того или нет? Лучшим выходом в данной ситуации было бы искренне поддержать ее решимость, проявить проницательность, посочувствовать.
Мадлен придвинула свое кресло поближе, ее колени едва не касались потертых джинсов Рэчел.
— Послушайте, — решительно начала она, кладя руку на плечо Рэчел. — Вы не поверите, насколько я рада слышать, что больше вы не намерены с этим мириться. Я вижу, что вы говорите искренне.
Она заметила бессчетное количество мелких царапин на руке Рэчел и вспомнила разорванные мочки ушей, скрывающиеся под густой копной волос. Жизнь оставила на ней свои отпечатки.
— Я всегда на вашей стороне, Рэчел.
Избитое лицо Рэчел чуть смягчилось, но плечо под рукой Мадлен продолжало оставаться напряженным. Секунду она смотрела на психотерапевта, потом медленно скрестила руки на груди.
— Понимаете, он пришел совершенно неожиданно. Я встретила его в штыки. В какой-то степени из-за того, что мне было страшно: вдруг Саша проснется и увидит нас… как мы трахаемся. Ха, такое только в книжке прочитаешь, верно? Я больше всего боялась не Антона, а того, что нас увидит Саша. Я хотела положить конец домогательствам Антона. Он привык, что я всегда немного сопротивляюсь, потому что это было частью тех чертовых игр, в которые мы играли. Я пыталась его остановить, правда пыталась, но когда я вонзила в его член зубы, то получила сторицею. — Она откинулась назад, демонстрируя свое лицо. — И это лишь видимые повреждения.
— Вы укусили его?
— За самое сокровенное. Но, по-видимому, недостаточно сильно. Это его не остановило.
В воображении Мадлен возникла наводящая ужас картина. Она помолчала еще минуту, не последует ли новых откровений? Подробности испытания, через которое прошла Рэчел, были важны только в том случае, если она сама считала необходимым упомянуть о них. Мадлен надеялась, что им удастся выявить истоки решимости Рэчел и развить ее. Тот факт, что ее больше заботила реакция сына на то, что он увидит половой акт родителей, чем страх перед этим опасным извращенцем (и возможно, половое влечение к нему), являлся весьма обнадеживающим признаком. Чувство ответственности по отношению к себе и своему ребенку… Но внутреннее чутье подсказывало Мадлен, что надо рассмотреть практическую сторону дела. Как заставить Рэчел понять, что она будет уязвимой, если попытается разрешить ситуацию самостоятельно? Как она сможет защитить себя, если категорически отказывается обращаться в полицию? По крайней мере, судебного запрета было бы достаточно, чтобы Антон призадумался. Но она знала, что если снова, как заевшая пластинка, предложит подобный выход, то Рэчел взбесится, а отношения между ними и так висят на волоске. Создавалось впечатление, что они находятся на переломе. Прыжок к доверию, чувство общности… Они обе это ощутили, и Рэчел явно почувствовала, что может рассчитывать на безоговорочную поддержку и уважение Мадлен.
— Рэчел, кусать озверевшего мужчину… То, что вы сделали, — чрезвычайно опасно. Есть способы получше…
— Вы опять о полиции? — гневно перебила Рэчел. — Нет, черт побери, вот только полиции не надо!
Мадлен промолчала, прежде чем ответить. Она уже привыкла, что на нее изливают всевозможные эмоции, но от агрессивности Рэчел она уже устала и собиралась указать ей на это.
— Простите! — выпалила Рэчел, словно прочитав ее мысли. — Я просто скотина, да? Вы потрясающе терпеливы ко мне. Я удивлена, что вы еще не вышвырнули меня за дверь. Вы бы никогда не позволили даже собственной дочери так с вами разговаривать, верно? Что уж говорить о постороннем человеке!
Было в этом неожиданном признании что-то такое, что заставило Мадлен поежиться.
— Ух… — воскликнула она, подняв руки и притворно пытаясь защититься. — Обычно от вас, Рэчел, любезности не дождешься, тем более извинений. Что же мне, черт возьми, с вами делать, если вы решили превратиться в саму почтительность?