Что? Телефон Невилла! Неужели мама переехала к нему? Отец совсем недавно женился на Элизабет, но кто знает — может, на него снизошло озарение (или Элизабет его бросила) и он снова сошелся с мамой? Сердце Мадлен екнуло. Какой отличный подарок на день рождения! Она тут же набрала номер отца.
В трубке что-то щелкнуло.
— Невилл! — закричала она, — Невилл!
— Мадлен! — откликнулся он. — Слава богу, ты позвонила.
— Вы волновались обо мне? — ошеломленно спросила она.
— Нет, дорогая, но ты, честно говоря, могла бы звонить чаще. У меня плохие Новости.
Мадлен почувствовала, как по спине пробежал противный холодок, руки и ноги онемели.
— Что? Какие новосги?
— Послушай, ты должна приехать. У тебя есть деньги? Ты где? Я закажу тебе билет, если у тебя нет денег.
— Что, черт возьми, происходит? — Повисла пауза, и Мадлен спросила: — Ты меня слышишь?
— Я тебя прекрасно слышу. Знаешь, твою маму… поместили в клинику для душевнобольных. Недель пять назад. Когда ты в последний раз звонила, я еще об этом не знал. А потом не мог с тобой связаться. Микаэлу… удочерили приемные родители. Не волнуйся, только не волнуйся, они прекрасные люди.
— Невилл, — закричала она, — что все это значит? Что значит «в клинику для душевнобольных»?
— Понимаешь… она в психиатрической лечебнице. У нее случился нервный срыв.
Господи! Время шло, а в воображении Мадлен одна за другой разыгрывались ужасные сцены. Нет, всему должно найтись самое простое объяснение. Может, мама занималась магией и на нее донесли в полицию? Решили, что она спятила. Никто в Англии ничего не понимал в сантерии. Вероятно, случилось нечто подобное.
— Боже мой! Бедная мама… Ты должен забрать Микки.
— С ней все отлично. Она в надежных руках. Меня больше заботит твоя мать.
— Да, но забери Микаэлу. Не оставляй ее в чужой семье.
— С ней все в порядке. Кстати, дорогая, твоя дочь — это твоя забота.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мадлен! Давай приезжай, да пошевеливайся. У меня выставка в Токио.
— Уже еду! Забери ребенка. Нельзя оставлять Микки в приемной семье.
— Мадлен! — заорал отец в ответ. — Послезавтра я должен быть в Токио. У меня, черт возьми, открытие выставки! Я забронирую для тебя билет. Где ты находишься?
— В Мексике. — Слезы застилали ей глаза. — Успокойся и расскажи мне, что произошло с мамой. Невилл?
— Да, я слышу. По-видимому, это началось уже давно. Один из соседей сообщил в социальную службу… Росария закрасила все окна черной краской, а потом вынесла мебель и стала жечь ее в гараже. В саду на деревьях она развесила тушки кур и других животных. Разговаривала сама с собой. Она по нескольку недель не выходила из дому. Одному богу известно, что там происходило.
Мадлен замерла. Это совершенно не похоже на маму! Новость ее напугала.
— А ты? — воскликнула она. — Ты же обещал, что не оставишь их. Ты говорил, что каждую неделю ездишь к ним. Тебе на них плевать, да?
— Придержи язык, Мадлен. А ты сама? Ты прохлаждаешься в художественном колледже, а в свободное время болтаешься по Мексике. Почему бы тебе не взять ответственность на себя? В конце концов, Росария — твоя мать, а ты больше не ребенок!
— Не ребенок, — угрюмо согласилась Мадлен. — С сегодняшнего дня.
— Разве я не прав?
— Именно поэтому я и звоню.
— Что ты имеешь в виду?
— Сегодня у меня день рождения.
— О черт! — выругался Невилл, — Не может быть!
— А-а, наплевать!
— Что ж, с днем рождения! Что туг еще скажешь? Так как насчет билета, крошка? Где именно в Мексике ты находишься?
Это было желто-серое здание в окрестностях Бата. Зеленые стены, как в больнице. Реджис Форбуш проводил ее в комнату для гостей и предложил сесть за круглый стол. Произношению мистера Форбуша, пятидесятипятилетнего мужчины, можно было позавидовать, хотя на вид он — бродяга бродягой. Его коричневые брюки и зеленый кардиган на пуговицах были какими-то тусклыми и требовали стирки. Его волосы сильно поредели, а засаленная прядь прилипла к макушке.
— Расстройство биоритмов после перелета, верно? — заметил он с равнодушной улыбкой. — Очень любезно с вашей стороны прервать свои каникулы, если не ошибаюсь, в Мексике?
— Я приехала сюда, мистер Форбуш, чтобы забрать свою дочь. Она…
— Послушайте, мисс Фрэнк, — оборвал он ее, и улыбка исчезла с его лица, как растаявшая сосулька. — Это правда, что вы уже четыре года не являетесь опекуном своей дочери? И последний раз видели ее год назад?
Мадлен открыла рот, чтобы все объяснить, но он продолжал:
— Вот передо мной лежат документы… — Он похлопал ладонью по пухлой желто-коричневой папке на столе. — В деле имеется заявление об официальном удочерении Микаэлы. Да вы же сами собирались отдать дочь своей матери, Росарии Фрэнк, на удочерение. Разве я не прав?
— Да, что-то вроде того, — безрадостно подтвердила Мадлен.
Мистер Форбуш удивленно приподнял брови:
— Что-то вроде того?
Мадлен съежилась. Ее слова прозвучали крайне нелепо.