— Скоро мы должны натолкнуться на толпу туристов, — прикрыв рукой глаза от слепящего солнца, сказал Джон, всматриваясь в горизонт. — Они на этом помешаны, обожают такие пустынные местечки.
Окрестности вдруг окутал неизвестно откуда взявшийся туман, и уже через несколько минут они видели дорогу не дальше чем на пять метров. Мадлен и Джон двигались почти на ощупь, пока не набрели на нечто, напоминающее грунтовую проселочную дорогу. Она изрядно заросла мхом и травой, как будто последняя машина проехала здесь несколько месяцев назад. К этому моменту они уже окончательно сбились с пути, поэтому решили, что лучше пойти по дороге — куда-нибудь да приведет! Хотелось пить. Как глупо было с их стороны не взять бутылку воды и карту! Мадлен знала, сейчас примерно часов десять, — они гуляли уже больше двух часов. Росария научила дочь ориентироваться по солнцу. Это было первое, что необходимо для проведения ритуалов и обрядов, а для маминых расчетов времени часы были бесполезны. Джон выглядел встревоженным.
— Радуйся! — сказала она, толкнув его локтем. — Где-то поблизости должна быть цивилизация.
— Цивилизация? Ты явно не знаешь этих мест. Люди теряются в болотах, и иногда проходит несколько лет, прежде чем их находят. — Он похлопал ее по ладони. — Здесь нас никто не услышит. Разве не этого ты хотела? Ну же, в чем ты собиралась признаться?
— Я все боялась, что ты спросишь. — Мадлен понимала, что дальше тянуть нельзя. — Я, честно говоря, не знаю, как начать. Меня беспокоит, как ты отреагируешь.
Он взглянул на Мадлен.
— Господи боже! Неужели все настолько плохо?
Мадлен засмеялась.
— Это самое дилетантское замечание, которое я когда-либо слышала.
— Ну же, рассказывай, Мадлен.
Она обхватила себя руками за плечи.
— Ты помнишь мою пациентку, которая зациклилась на том отвратительном украинце? Ветеране Афганистана? Который заставлял ее заниматься проституцией?
— Помню. Женщина с сексуальной одержимостью.
Мадлен вздохнула и выпалила:
— Существует слабая вероятность того, что она моя дочь.
Джон остановился как вкопанный и посмотрел на нее.
— У тебя же нет детей!
— Есть, Джон. Я родила дочь, когда мне был о шестнадцать. — Мадлен помолчала. — Она была зачата по любви, по крайней мере с моей стороны, но, уступив настойчивым просьбам родителей, я отдала свою крошку на воспитание матери. Мама настолько привязалась к ней, что их невозможно было разлучить. А я вернулась в Ки-Уэст, чтобы поступить в художественную школу. Самой большой ошибкой в моей жизни было оставить их в Англии. Спустя пять лет Росарию поместили в лечебницу, а меня вынудили отдать ребенка на удочерение.
Джон не спускал с нее недоуменного взгляда.
— Это бред какой-то! Ты никогда ничего мне не рассказывала.
— Знаю, и теперь очень об этом сожалею.
Он с недоверием покачал головой. Похоже, он не знал, что ответить. Тянулись минуты томительного ожидания, и Мадлен задавалась вопросом, простит ли ее Джон когда-нибудь. Она в отчаянии ухватилась за его руку, но Джон не сказал ни слова. Он шел, сохраняя напряженное молчание, и Мадлен тоже молчала, прекрасно понимая, что ему необходимо время, чтобы переварить неожиданно свалившуюся информацию. Она отдавала себе отчет и в том, что это предательство по отношению к Джону. Они знакомы уже больше семи лет. И разумеется, он ее лучший друг. Много раз она задавалась вопросом, почему не рассказала ему о себе самого главного, и ответ всегда один: «Нет, стыдно».
Она представляла, что он сейчас о ней думает. Помимо того что она неверный друг, непорядочный человек и лицемерка, какой из нее психотерапевт? Что она делала все четыре года учебы, когда слушатели должны были глубоко проникнуть в собственное «я», заняться самопознанием, заглянуть в самые темные уголки своей души. Все остальные на курсе прошли этот нелегкий путь. Это было требование к людям, которые стремятся понять и наставить других на путь самопознания и саморазвития… а она соврала, утаила о себе правду.
— Я знаю, о чем ты думаешь.
— Ты даже представить себе не можешь, Мадлен… — гневно отрезал он.
— Мне нужна твоя помощь! Я не знаю, как справиться с ситуацией. Чтобы подтвердить или опровергнуть свои подозрения, я должна задать ей массу вопросов. Но не знаю, насколько это этично. А может, безнравственно? Не знаю, как ее спросить. Или о чем спросить. Стоит ли вообще начинать этот разговор? Я думаю, она понимает, что что-то происходит, потому что не пришла в назначенное время. И не позвонила, чтобы отменить встречу. Ничего.
— Ради всего святого… — воскликнул Джон.
Они продолжали молча пробираться сквозь пелену тумана. А дорога шла все дальше на запад.
— Давай передохнем минутку, — сказал Джон, сворачивая с тропинки и падая в редкие заросли вереска.