След ласки

– Старший сержант Родин, – обернулся к ним круглолицый коротко стриженый военный. Ершик волос на его яйцевидной голове отливал насыщенным медным цветом.

– Ваш? –  Кивок себе за плечо на парнишку с котелком.

– Наш, – и сразу же: Кристи, чтоб тебя, опять себе приключений на жопу нашел? Садись уже, слушай и вникай. Повторять не буду. –  Отобрал котелок и, повернувшись к своим срочникам, продолжил. – …дальность разлета осколков от Ф1 составляет…

 Услышав номер команды Ольга расцвела.

– Нашла, наконец. Наши!

– Ну, оставайся. Вещи твои сейчас сам принесу. Одну тебя отпускать  себе дороже. Еще опять чего натворишь, – забрал исковерканный  котелок  и  ушел.

Ольга присела на корточки рядом со спасенным парнишкой. Оба молчали и слушали старшину, вещавшего про  разные гранаты.

Девушка,  морщась, растирала костяшки пальцев левого  кулака, то сжимая, то распрямляя пальцы. Больно все-таки драться. Брат учил. Ибрагим учил. В клубе   показывали, как обороняться. А все равно к боли не привыкла.

– Извини, – послышалось слева тихое и хриплое.

Она  недоуменно повернулась к парнишке.

– Чего?

– Извини. Я вижу, тебе больно. Ты из-за меня…

– Сиди, уж.  Извиняльщик. Откуда хоть тебя взяли, такого бравого вояку?

– С Санкт-Петербурга.

– И давно?

– С июня.

– И до сих пор отпор дать не можешь? Чему хоть тебя дома учили?

– Музыке. Танцам.

– Каким? – удивилась Ольга – Я тоже в танцевальную студию ходила. –  Но  подробно допросить нового знакомого не успела.

Попутчик, теперь уже бывший, принес  ее вещи. Ольга устремилась навстречу. Он поставил РД ей в ноги, подал новый, нераскуроченный котелок и  серьезно произнес

– Ну, давай прощаться что ли? – И стиснул в крепких объятиях. –  Может, свидимся еще. Или услышишь. Если что я – Рокот.

– Ласка. – Тихо пискнула Ольга в его руках.  Мужчина отстранился, улыбнулся по-доброму: Где еще с красивой девушкой обнимешься, чтоб в табло не схлопотать? – осмотрел ее на прощанье, вручил большую шоколадку, надломленную  почти пополам,  и ушел, не оглядываясь.

Ольга вернулась на место. Села, на сей раз на  свой коврик, не отвязывая его. Некоторое время тупо смотрела на шоколадку в руках. Потом дорвала обертку и протянула половину парнишке, а свою убрала в боковой кармашек РД.

– Держи.

Ел он, аккуратно отламывая по  маленькому кусочку, и смаковал каждый, прикрывая глаза. И вид у соседа был такой восторженно-довольный, что невольно хотелось улыбнуться. Но улыбка получалась кривоватой. Невольно навалилось   отчаянное одиночество. Почти тоска. Или это она самая и есть? И еще всяческие сомнения, сразу кучей. И неуверенность. Опять все снова начинать. Надо бы подойти к контрактникам, представиться, познакомиться. Узнать, как и что. Но не хотелось категорически.  Может, потом? Поэтому она сидела и, глядя в мелкие извилистые трещинки бетона под ногами, одним ухом слушала  инструктаж сержанта для срочников и молчала. Она еще даже до части не добралась, а уже успела подраться.  И сколько еще ехать, если это даже  и не Чечня? И вообще, оно надо было? Перебился бы Эдик, наверное? Или нет? Для него армия – это критично? А для нее самой? Блин…  И сколько еще ждать? А спать здесь как? Бетон. Можно коврик раскатать. Сказали, что довольствие и оружие  только завтра. А до вечера еще так долго! И вертолеты периодически, судя по звуку, прямо над головой. И соседи, которые контрактники, сидят, не любопытничают. Скосила глаза вправо.  Пересчитала.  Тринадцать человек. Вроде. Или двенадцать? Тремя неравными  обособленными кучками. Четверо в середине, такие все из себя навороченные, крутые и деловые. Одежда – сплошь дорогое новье. Разгрузки,   перчатки как у киношных диверсантов, напульсники. Рюкзаки большие, даже издали видно, что тяжеленные, новейшие. Небрежно  зажатые в пальцах  сигареты с фильтром. Рэмбо тихо вздохнул бы в сторонке. Рейнджеры, чтоб их. Пятеро, что поближе, более взрослые, хоть и не все. Снаряженные  и одетые грамотно, но не так крикливо. По серьезному. Кто сидит, кто лежит. О чем-то тихо переговариваются. А те, кто дальше, лежат все. Видны только ноги. Сапоги, берцы. У кого как.

Ольга еще раз тихонечко посмотрела в сторону контрактников. Возможно, с ними ей общаться. Который из них старший? Да провались  все! Не хочу! Никаких контактов сейчас не хочу! Опять все по новой! –      В душе  метался полный раздрай, почти паника. – Только бы не расплакаться! – нет! Нельзя. Здесь – нельзя!

Она вздохнула, обхватила колени руками, ткнулась в них лбом и надолго замерла.

Вынырнула из омута беспокойных дум, от того, что сосед осторожно коснулся кончиками пальцев ее плеча.

– Извини. Тебе плохо?

– Отвали, а? Без тебя тошно.

– Извини. – Согласился он. Но не замолчал, как бы по логике предполагалось, а тихонько, почти шепотом, начал рассказывать:

– Мы сейчас в Моздоке. Историческое место, надо сказать. Жаль, не удастся город посмотреть. Когда-то именно здесь начиналась Военно-Грузинская дорога. Здесь бывал Пушкин, отсюда родом по матери Суворов. Даже Емельян Пугачев отметился. Лермонтов здесь останавливался проездом…