След менестреля

— Надеюсь, что так. — Я посмотрел на мага. — Весь день я думаю о том, что мы можем опоздать. И еще о старом магистре.

— Он был врагом, — сказал эльф, — жестоким, безжалостным и непримиримым. Орудием Зла. Не стоит жалеть о том, что он умер.

— Мы взяли на себя бремя судей, а это неправильно.

— Он сам осудил себя и приговорил. Мы лишь помогли ему привести его собственный приговор самому себе в исполнение.

— Никто не заслуживает смерти, Даэг.

— Странно, как изменился ваш мир с того времени, как я впервые познакомился с ним. Тогда человеческая жизнь в нем ценилась меньше стрелы, которая ее обрывала.

— Он и сейчас такой, Даэг. Просто варварство и жестокость прикрылись маской лицемерия, так называемой цивилизованности. Живущего в человеческой душе зверя нельзя ни убить, ни приручить.

— Ты не любишь свой мир, Ллэйрдганатх?

— Люблю. Он… прекрасен. Он чем-то похож на Элодриан, особенно в плане природы. Эти леса, горы, снег — знаешь, как в моей стране. Временами мне даже кажется, что не было никакого перехода между мирами, что я просто сплю в своей спальне там, в моем измерении, и скоро будет пробуждение. Но в моем мире слишком много скверны. Подонков много.

— Это твои собственные выводы, или же ты судишь с чужих слов? — поинтересовался эльф.

— Я работал детективом, Даэг. А до этого работал в прокуратуре, защищал закон, так сказать. В моем мире хватает преступников. И я уяснил для себя одну простую и печальную истину: чем опаснее зверь, тем труднее его выследить и обезвредить.

— Это очевидно, мой друг. Крысу прихлопнуть куда проще, чем вильфинга.

— Вот именно. А все дело в том, что самые страшные монстры в моем мире научились отлично маскироваться. Это не просто зверь — это цивилизованный зверь. У него другой облик, не такой дикий и отталкивающий, как прежде. Пока он не начнет действовать, увидеть в нем чудовище невозможно. Он не похож на жалкого спившегося бомжа, который прибил топором своего собутыльника в приступе запойной горячки. Он больше не выглядит, как свирепый пьяный от сивухи и пролитой крови ландскнехт в кольчуге, или как разбойник со зверским лицом и окровавленными руками. У него другой облик — этот зверь облачен в дорогой костюм и галстук, чисто выбрит, благоухает элитным парфюмом и прекрасно образован. Он вежлив, изыскан, воспитан, уважаем соседями и коллегами. Его ценят мужчины и любят женщины. У него почти всегда есть семья; жена, которую он нежно любит, чудесные умные образованные дети, которыми он гордится, и в которых воспитывает самое правильное отношение к жизни, все существующие моральные ценности. Он почти что идеал для всех остальных, но он зверь. Он не режет глотки и не вешает людей на деревьях собственноручно, нет — просто использует свой интеллект, деньги и связи. Он создает такие ситуации, когда люди во имя его корыстных интересов сходят с ума и начинают подставлять, обманывать, убивать друг друга. Он умеет доказать окружающим, что поступает правильно. У него есть своя философия, которая всегда оправдывает его действия. Представь себе наемника, который после налета на крестьянскую ферму сидит у костра, жарит на нем украденного у крестьянина поросенка и при этом миролюбиво так поучает самого крестьянина, избитого и связанного: «Ты неудачник, а я вот умею жить. Ты не смог защитить от меня своего поросенка, свою ферму, свою жену и дочку, поэтому вини во всем только себя!». И что самое мерзкое, этот зверь, даже будучи уличенным, сможет избежать разоблачения и клетки. К его услугам целая армия тех, кто по первому зову примчится защищать и оправдывать его. С пеной у рта говорить всем и каждому, что белое — это черное, и наоборот. В итоге зверь получает то, что хочет, да еще и выглядит в глазах большинства не бешеной тварью с пастью, полной крови невинных жертв, а мягким пушистым кроликом, которого всем хочется приласкать. И только очень немногие люди видят истину, но их никто не слышит. Или делает вид, что не слышит. Равнодушие губит мой мир, Даэг. Люди живут пустой суетой. Наш мир стоит на трех китах: болтовня, жажда удовольствий и бессмысленная покупка массы ненужных вещей. Спроси любого, зачем он живет, и ты не получишь ответа. Люди просто не знают этого, а подонки очень хорошо понимают, что им нужно от жизни. — Я помолчал. — Сукин сын, из-за которого я попал сюда, был именно таким вот цивилизованным зверем, и у него была веская причина сеять смерть. У него было огромное богатство, но он жаждал бессмертия и ради него совершал свои преступления.

— Ты слишком строго судишь людей своего мира, Кириэль.

— Может быть. По правде говоря, я не судья. У меня нет права судить Маргулиса и ему подобных. Свои преступления он унес с собой на тот свет, и многое навсегда теперь останется тайной. Но даже если говорить о том, что понял я, разбираясь со всем этим… Бессмертие — слишком большой соблазн для человека. Любого.

— И для тебя тоже?