След на кабаньей тропе

– Дождь вроде несильный, может, обойдется, – попытался успокоить товарища Логвин, однако по его лицу было видно, что он тоже не особо верит в сказанное.

– А это все потому, что кто-то во внеурочное время пошел в столовую и никого не предупредил, – впервые за всю поездку подал голос Кравцов.

Зверев, безропотно приняв «камень в свой огород», хмыкнул и тут же отметил про себя: «Наверно, старею…»

В былые времена Зверев бы не простил такое ни Кравцову, ни еще кому-либо, однако в последнее время он отмечал про себя, что стал более сдержанным. «И, разумеется, мудрею…» – успокоил себя сыщик. Рассуждая о случившемся, Зверев в самом деле задремал и очнулся ото сна, когда Костин в очередной раз дернул его за рукав.

Автобус въехал в деревню. Водитель Гриша Панюшкин остановился возле ближайшей хаты, вошел во двор и поинтересовался, где дом Войнова. Спустя несколько минут, когда Гриша доставил всех до конечного пункта назначения, прибывшие стали выходить из автобуса. Дождь все еще накрапывал, на горизонте появилась радуга. Зверев тоже вышел из автобуса и огляделся: «Посмотрим, как живут вторые секретари райкома».

Добротный дом был окружен невысоким плетеным забором и мало чем отличался от прочих домов. Резные ставни, высокое крыльцо, крыша из потемневшей от времени липовой дранки; посреди двора между сараем и покосившейся времянкой был установлен срубовой колодец с воротом и двускатной крышей. Когда Зверев открыл калитку и очутился во дворе, на крыльце появился скуластый, среднего роста паренек в синей милицейской форме.

– Вы из районного управления? Моя фамилия Ломтев… младший сержант Ломтев. – Парень козырнул Звереву.

– Майор Зверев, – представился тот. – Ты местный участковый?

– Участковый у нас капитан Пчелкин, а я его помощник.

– А сам участковый где?

– У себя дома, где ж ему быть? У Пчелкина хата на дальнем краю села. Я за ним, как только ваш автобус увидал, тут же Егорку послал. Егорка – это соседский малец, он у нас прыткий, так что скоро Пчелкин подойдет, не беспокойтесь.

– А я и не беспокоюсь. Где труп?

Ломтев подозвал гостя к колодцу и указал на лежавшее на земле тело, прикрытое большим куском брезента.

– Наш местный фельдшер засвидетельствовал факт смерти, а Пчелкин сказал пока ничего не трогать. Оставил меня здесь и пошел на главпочтамт вам звонить.

– А потом твой Пчелкин домой пошел?

– Ну, нет, сначала сюда вернулся, осмотрел все, ну а потом ушел. А чего ему здесь столько времени торчать, тем более что у него жена приболела.

– Ясно.

Зверев приподнял брезент и взглянул на труп.

Убитый был бледен, лицо исказила гримаса боли. Во всем остальном второй секретарь псковского горкома партии полностью походил на свое фото, которое было опубликовано в найденной Костиным газете. Чуть меньше сорока, правильные черты лица, тонкие темные усики, выгнутые дугой брови. Зверев потянул брезент и увидел два кровавых пятна.

Сыщик повернулся к прибывшим коллегам и помахал рукой.

– Приступайте, – распорядился Зверев и отвел в сторону Ломтева. – Ну, рассказывай, что да как! Мне доложили, что есть свидетели.

Младший сержант закивал.

– Файка все видела, Войнова же прямо у нее на глазах застрелили. Файка – это Фаина Истомина, их соседка. Она вон в той хате живет. – Ломтев указал на один из домов.

Зверев тут же поманил Костина рукой.

– Слышал? Давай-ка сюда эту Файку.

Пока Веня ходил за свидетельницей, Зверев курил, прикрывая папиросу ладонью, так как дождь еще накрапывал.

– А народец у вас тут не особо любопытный. Все по домам сидят, – отметил между делом майор.

– Так разошлись уже, много же времени прошло. Пчелкин как увидел, что здесь едва ли не полсела собралось, всех разогнал!

– И все его тут же послушали? – усомнился Зверев.

– А то как же? Он у нас мужик суровый.

Спустя пять минут Веня вернулся с круглолицей грудастой бабой лет сорока, облаченной в цветастый халат и с синей косынкой на голове. Когда та вошла во двор, испуганно озираясь, Зверев подозвал женщину к себе.

– Здравствуйте, моя фамилия Зверев, а вас Фаиной зовут?

– Фаина… Фаина Истомина…

– А по батюшке?

– Фаина Мироновна, – глядя, как Леня Мокришин осматривает раны убитого, женщина поморщилась и перекрестилась.

– Расскажите мне, Фаина Мироновна, подробно, что здесь произошло?

Истомина еще раз перекрестилась и затараторила:

– Так по утряни дело-то было. Я как Зорьку свою подоила – Зорька – это, стало быть, корова моя, – так сразу к Войнову и пошла. У меня Михал Андреич молоко покупает, вот я и пошла. У них-то ведь своей скотины нет, а молочко Михал Андреич свеженькое любит попить. Вот я ему всякий раз, когда он из города приезжает, молочко и таскаю. А чего не таскать? Зорька наша, она молока много дает. Нам хватает и еще остается. Не то что Люська. Люська – это наша прежняя корова…

– Давайте по делу, гражданочка! – перебил Зверев. – Про Люську и Зорьку мы с вами как-нибудь в другой раз поговорим, а сейчас давайте уж про Войнова!

Файка закивала.