След на лыжне

Шли лыжа в лыжу: впереди участковый, за ним кладовщик, последней — Галя. Ей видно квадратную спину Вялых и копну беличьей шапки. Галя шла легко, свободно могла бы обогнать мужчин, поэтому палками не толкалась — несла их на весу. У нее, пока надевала лыжи, закоченели руки, кончики пальцев до сих пор пощипывало.

Ее обрадовало внезапное приключение. Жаль только, над тетрадями придется корпеть ночью. Что с Кешей Анкудиновым стряслась беда, она мысли не допускала. Придут в Усово, и все выяснится.

Раздражал ее только Вялых. Лучше, если бы третьим был кто-то другой, не он. Она с прошлого года невзлюбила его. До этого не сталкивалась близко. В интернате заболел завхоз, и ей поручили привезти продукты для столовой. Вялых сидел в сторожке при складе. Он встретил молоденькую учительницу прицельным взглядом своих дальнозорких глаз, с плотоядной ухмылкой уставился на ее коленки в капроновых чулках.

— Не холодно?

— Не холодно.

— Может, чайку горячего? Не побрезгаешь со стариком?

— Не за этим я. В столовой продукты ждут.

— Ничего. От них не убудет — дождутся. Почаюем, потом мигом отпущу. Можно и окромя чаю чего найти. Как пожелаете? Вино есть сладкое.

Галя тогда разозлилась, не солидно, не по-учительски хлобыстнула дверью. Потом ждала Вялых на осеннем ветру у склада.

Он долго копошился с амбарным замком. Накладную писал медленно, то и дело поправлял очки — одна дужка у них плохо держалась. Когда отпускал масло, сказал:

— Можно и не по строгости вешать, если любезность будет встречная. Дверью-то зря хлопнули. Недолго и с петель сорвать. С Филиппом Ивановичем лучше не ссориться — еще пригожусь. Не такой уж я старый, ежели приглядеться.

— Отпускайте быстрее — лошади ждут.

— А кони подождут. На то она и скотина, чтобы ждать.

Сейчас он шел впереди. На лыжных задниках можно было разглядеть заводское клеймо. Одно он верно сказал про себя: не такой он старый, если приглядеться. За пятьдесят ему уже давно, а шагает легко, без натуги.

Она не заметила, как согрелись руки. Стало совсем светло. Над спиной Вялых обозначились черные стволы, видно даже мушки. На ходу он нет-нет да и поправит приклад ружья.

Пересекали логотину. Из падей тянуло стужей. Галя обрадовалась, когда снова поднялись на гору: воздух здесь был заметно теплее. В безветрие всегда так. Лес стал мрачней, гуще. Теперь вокруг были не сосны и березы — большие кедры. Медвежья глухомань! Ей вообразилось, как вчера в сумерках здесь бежал Кеша. Один. Мог встретить медведя. Шатуна, поднятого из берлоги взрывами изыскателей. Они недавно бабахали где-то поблизости. Ей стало не по себе. Было ли у него ружье? Навряд ли.

Тут же она подумала: лучше, если бы у кладовщика не было двухстволки. С ружьем он казался ей опасным. Хватит того, что у Ивана пистолет.

Непонятно было, почему давеча, когда они нагрянули в избу, Вялых так переполошился? Он как будто стремился поскорее вытурить их из дома. Поэтому сразу и согласился идти с ними. Навряд ли он сделал это по охоте — была какая-то причина.

Опять спустились в низину. Лыжня пересекала осинник. Голые стволы зыбкими былинками тянулись вверх. Справа сквозь березовую чащу свежо голубело рассветное небо.

Снова подъем-спуск... Лыжи скользили хорошо, отдачи не было. На спуске она чуть приотстала; боялась — кладовщик упадет, и она наедет на него. Но Вялых держался на лыжах уверенно. Чуть только притормаживал палками на крутизне.

Начало весны никак еще не угадывалось в лесу. Нетронутые пласты сугробов лежали в падях. Лишь на пригорках немного осевший снег вокруг деревьев указывал места будущих проталин. Пересекли ложбину и с разгону влетели на взгорок. Здесь начался сплошной кедрач. Это было любимое Галино место. Теперь лыжня должна повернуть влево, пересечь несколько увалов, затем круто, как в прорву, оборваться в глубокую падь, на дне которой спряталось Усово.

Мужчины впереди нее остановились. Ей почудился удивленный возглас. Вскоре она настигла их. Оба дышали часто, напряженно, сизый пар поднимался над их ушанками.

В двух шагах впереди Ивана, на обочине лыжни, из сугроба торчали лыжи, воткнутые задниками в снег. Тут же между ними — палка. Вторая лежала на снегу поодаль. Вправо от лыжни по целику тянулась неровная цепочка следов. Кеша Анкудинов не то убегал от кого-то, не то гнался за кем-то. Непонятно было, зачем он бросил лыжи — на них ему легче было дойти до проселка. Видно, случилось что-то особенное — некогда было раздумывать.

— Медведь! — выдохнула Галя. — Медведь за ним гнался.

— Медведь, — усмехнулся кладовщик. — Где он, медведь, — по воздуху летел? Леший, поди, гнался.

Галя промолчала. Вялых прав: на снегу остались бы медвежьи следы. Но после этого кладовщик со своим здравомыслием стал еще больше неприятен ей. Он влез было лыжами на след, оставленный Кешей.

— Филипп Иванович, не затаптывайте! — потребовал Иван, и Вялых неохотно отступил в сугроб.

Из полевой сумки Иван достал фотоаппарат и линейку. Линейку бросил на снег рядом со следом. Сделал несколько снимков из разных положений.