След Ночного Волка

Воронин направился к месту выступления, держа в руках гитару. Когда все оппоненты поняли, что он собирается петь, раздались возмущенные выкрики:

— Так нечестно.

— Мы так не договаривались…

Пришлось Вихрову снова подниматься и успокаивать народ:

— Тише, тише. Сначала послушаем, что нам приготовил третий взвод, а потом, я вас уверяю, жюри разберется и вынесет правильное решение.

В зале постепенно утихли. Воронин сел на подставленный ему стул и хрипловато запел под три блатных аккорда:

Вокруг нас сопки все в цвету,
А мы от родины вдали,
И с автоматом на посту
Стоим и в Грозном и в Шали.

Пусть меня броник сбережет

И каска-сфера охранит,
Я буду дембелем сражен —
Не врет, похоже, замполит.

Российской Родины кусок

Мы охраняем здесь и там.
Скрипит под берцами песок.
Настанет амба бандюгам.

Пошлю любимой эсэмэс

О том, что службу я несу:
Сегодня еду в Гудермес,
А завтра в «шервудском» лесу.

Пусть знает, что вокруг курорт,

И мне не страшно и легко,
Мол, в нашей жизни поворот —
Вернусь, и выпьем с ней пивко.

Дождется пусть, медаль везу.

Сдам надоевший автомат,
У мамы вытру я слезу,
Пожмет мне молча руку брат.

Ну а пока вокруг весна,

Галдят под крышей воробьи,
И мне являются во снах
Родные милые мои.

Там подорвали двух ребят,

Там расстреляли шестерых.
Не суждено прибыть назад
«Вертушке», залетевшей в стих.

Мы с автоматом на посту

Стоим и в Грозном и в Шали.
Вокруг нас сопки все в цвету,
Ведь мы от родины вдали.

Когда последние аккорды смолкли, кто-то философски резюмировал:

— Жизненная песня…

ГЛАВА 39 Бесславный конец Ночного волка

Сидеть в засаде — дело нелегкое. Луна, щедрая на свет, озаряет окрестности мерцанием светотеней. Огромные звезды, усыпавшие небо, рождают в голове мысли о вечном и великом. Кажешься себе самому махонькой частичкой великого мироздания. В душе трепет. Ночная прохлада пробирается к самому позвоночнику и сводит мышцы в едином желании встряхнуться, как это делает собака, выбравшаяся из реки на песчаный берег.

Павелецкий утрамбовал себе лежку под толстой одинокой, бог знает каким ветром занесенной на Кавказ среднерусской березой. Он прижимался к ней плечом и чувствовал, как жизненная сила вливается в его тело. Он обязательно запишет эту мысль в своем дневнике, вот, оказывается, почему у русских символ родины ассоциируется с березой. Она — мать-дерево русского рода. Она защитит его от пуль Ночного волка, которого он здесь стережет со своими подчиненными.

Николая не было, он находился в отпуске после поездки в Сыктывкар и ликвидации «Герата» второго. Так что брать Ночного волка Павелецкий прибыл один, правда, с группой поддержки в пятнадцать штыков, с группой немедленного реагирования. Бойцы были расставлены вокруг поляны, обозначенной на оперативной карте «Герата» первого как место установки «НУРСа», подковой; трое стрелков со снайперскими винтовками заняли позиции на высотках.

Вроде бы все было сделано правильно. Сергея Ивановича волновало в эти минуты только одно: а вдруг он ошибся в расчетах и место и время «ч», обозначенные в документах, неверные. Вдруг ракета на самодельной станине ожидает самолет будущего президента Чечни в другом месте? Он ни с кем не поделился добытой при ликвидации «Герата» первого информацией, решил все сделать самостоятельно, рассудив по немецкой пословице: «Если знают двое, знает и свинья». А вдруг он ошибся, взяв всю ответственность на себя?

Но неожиданно в еле заметных наушниках портативной рации пискнуло два раза коротко, один раз еще короче. Это был условный сигнал, обозначавший:

— К нам ожидаемые гости!

«Вот оно, наконец-то началось», — подумал Павелецкий, и под ложечкой у него привычно в таких ситуациях засосало.

Траву на поляне приминал несильный ветерок, ветки деревьев шептались листьями. И целых томительных пять минут — ни единого звука.

«Лишь бы никто из моих, — подумал Сергей Иванович, — не выдал себя раньше времени неосторожным движением…» Он со своей точки наблюдения даже не сразу заметил, как на краю поляны среди веток кустов выглянули плечи и голова бородатого человека, одетого во все черное. В наушниках продолжительно пискнуло, сигнал означал:

— Осторожно, крайняя опасность!