След нумизмата

-- Плохо, -- отводя глаза, признался студент. -- Силы теряю, а мне нельзя. Отец незадолго до смерти все твердил, что мне умирать нельзя. Со мною род прервется. А Мезенцевы еще при Петре первом потомственное дворянство получили... Мне нужно что-то... из еды. Я не прошу просто так, нет! Я понимаю ваши проблемы, Василий Яковлевич, вы так рискуете. Вот, я принес...

Он торопливо достал из-за пазухи черную тетрадь, из кармана черную коробочку и подал их Пинчуку. Пока тот разглядывал при свете дня диковинную монету, Шура сбивчиво рассказывал всю запутанную историю.

-- ...Нумизматы ее с руками оторвут, главное, чтобы с ней тетрадь сохранилась. Это очень дорогая вещь, вы понимаете? -- с надеждой глядя на хозяина дома говорил Мезенцев.

-- Да, понимаю, -- тяжело вздохнул Пинчук. Еще немного повертев в руках старинную монету и уложив ее в коробочку, он сказал:

-- Знаешь, Шура, это, может быть, для этих... как ты их назвал?

-- Нумизматов.

-- Да, для них это ценная вещь. Только где их сейчас в городе искать? А так серебро -- оно и есть серебро, даже не золото.

Мезенцев опустил глаза, но Пинчук продолжил:

-- Возьму я эту вещь для себя, из уважения к вашему семейству. Все-таки сколько добра от вас видел! У меня, конечно, много припасу не найдется, но... чем смогу.

Подойдя к пузатому буфету, снабженец открыл дверцу, подсвечивая себе огарком свечи, долго копошился в его объемном чреве, наконец вернулся к буржуйке с матерчатым мешочком в руках. Подавая его студенту, старшина сказал:

-- Здесь пшено, килограмма два, двести грамм маргарину, сахаринчику немного положил, кипяток подсластить. Чем могу, уж извини.

-- Спасибо большое, Василий Яковлевич! -- губы у Шуры дрогнули, на глаза навернулись слезы. -- Я так вам благодарен!

-- Да ладно тебе, Шура, чем могу, -- снова повторил Пинчук, а потом спросил: -- Может, тебе еще дровишек дать?

-- Нет, дрова я не унесу. У меня еще есть. Стол дожигаю.

-- Это тот, из столовой, круглый? -- ахнул Василий Яковлевич.

-- Да, раньше за ним вся семья помещалась, ну а теперь нет никого... Я пойду, поздно уже.

Проводив гостя до двери, Пинчук уложил коробочку и черную тетрадь в верхний ящик буфета, рядом с документами, и, подойдя к окну, осторожно приоткрыл штору светомаскировки.

Выглянула луна, и на белом снегу хорошо было видно, как шаркающей старческой походкой Мезенцев-младший вдоль стенки пробирается к себе домой. Чуть покачав головой, Василий Яковлевич пробормотал: "Нет, не жилец он, догорает парень. До весны точно не дотянет. На это у меня глаз наметанный."

Прикрыв штору, Пинчук разжег небольшую коптилку, сделанную из гильзы сорокапятки, и с озабоченным выражением лица начал шарить у себя за пазухой. Вытащив на свет Божий довольно солидный мешочек, он внимательно осмотрел его, кивнул головой и пробормотал себе под нос:

-- Так и есть, дырка. А я-то думаю, что такое колет меня целый день.

Освободив от крошек хлеба большое блюдо, Василий Яковлевич осторожно высыпал на него даже в скудном свете вспыхнувшие разноцветным огнем драгоценности. Кольца, серьги, броши, колье -- радость и утеха изысканных и утонченных женщин бывшего Санкт-Петербурга. Кроме семейства Мезенцевых, Пинчук опекал еще два профессорских дома, хорошо известных ему по прошлой работе в институте. К незнакомым людям он с подобными сделками обращаться опасался.

Заштопав мешочек, Василий Яковлевич осторожно ссыпал обратно камушки и сунул его за пазуху. Помня о судьбе своей первой квартиры, старшина теперь всегда носил драгоценности с собой, оставляя дома только тяжелое золото, к которому теперь прибавилась эта забавная монета. 5. УДАРНИК КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА.

В половине восьмого утра Силин стоял на условленном месте. Хотя чахлый сквер навевал ему не очень приятные воспоминания, Нумизмат чувствовал некоторую приподнятость духа. В первый раз за время его московской одиссеи удалось все, что он задумал. Когда без пяти восемь со стороны общаги подошли хмурые и неразговорчивые строители, Михаил не удержался и приветствовал их более чем радостно:

-- Здорово, мужики!

-- Привет, -- нехотя буркнул черноглазый Шпон, остальные только мрачно посмотрели в сторону Нумизмата. Автобус подкатил словно по заказу -- ровно в восемь, и разговор продолжился уже по дороге.

-- Что это ваше начальство сменило гнев на милость? -- шепнул Силин на ухо своему соседу, все тому же Шпону.

-- Димку позавчера убили, -- тихо ответил парень, упорно глядя в окно.

-- Да ты что?! -- очень похоже изобразил удивление Нумизмат. -- Кто?

-- Да кабы знать! Наркоман какой-нибудь. Отправили парня в магазин, и все, нету, зарезали. Денег-то было шиш да маленько, а кто-то позарился, аж карманы все вывернул! Менты, суки, достали! Им лишь бы придраться, что в Москве без прописки живем. А тут еще рыжий, гад, не хочет Димку домой отправлять, здесь, говорит, похороним, дешевле будет. Я предложил ребятам скинуться по тридцать долларов, никто не согласился, а у парня там мать осталась, брат маленький.

-- Ну, тридцать долларов это не очень и много, -- удивился Михаил, -- чего они жмутся-то?