След оборотня

Два раза повторять ему не пришлось.

– Что будем делать? – спросил один из пятисотников, Найстито, когда они встали в круг неподалеку от палатки.

– Как можно скорее выбираться из этой проклятой долины, – ответил котолак.

– Нужно похоронить принца, – заметил кто-то.

– Нет времени, – сказал Ксин. – Волокун может в любой момент вернуться. Пусть лишь как следует зашнуруют палатку. Его высочество хотел здесь остаться, пусть остается…

– Что дальше?

Котолак чуть усмехнулся:

– Раз мы уже по эту сторону Безымянной Реки – воспользуемся этим. Пойдем форсированным маршем в сторону Океана. Островитяне высадились в Пустых Горах, значит, мы должны наткнуться на их базу…

Глаза командиров манипул заблестели.

– Вперед, господа! – скомандовал котолак.

Магу-Пауку пришлось прекратить некромантские манипуляции с телом и разумом Даргона, поскольку голова у него была занята проблемами куда более серьезными. Именно голова. Дело было в ране, которую нанес ему Ксин. Вонзившиеся в мозг осколки черепа повредили центр речи. Маг прекрасно помнил все исцеляющие заклинания, но не мог их произнести, даже прошептать. Их могли бы заменить соответствующие артефакты, но у Паука их при себе не было, а сломанная нога лишала его возможности отправиться на поиски. Он еще не осознавал до конца последствий того положения, в котором оказался… Маг решил перевязать голову оторванными от мантии тряпками и, случайно дотронувшись до раны пальцами, увидел на них зеленоватый гной. Началось заражение…

Он отчаянно пытался произнести заклинания. Язык двигался нормально, голосовые связки работали, но изо рта мага доносилось лишь нечленораздельное бормотание. Мысли никак не желали складываться в слова. Чародею стало страшно. Страх нарастал по мере того, как он осознавал безнадежность своего положения. Никогда прежде он не испытывал подобной беспомощности и не мог этого вынести. Через несколько часов страх сменился ужасом, а затем отчаянием, когда под конец второго дня после поединка на утесе Маг-Паук почувствовал признаки лихорадки. Это уже был знак неминуемой медленной смерти. Неизбежной и неумолимой. Он впал в панику, начал извиваться и скулить, словно осужденный на вечные муки, пытался колотить кулаками о скалы. Когда в конце концов силы его покинули, до него донесся смрад собственных испражнений.

Покинув долину-ловушку, первый пирийский легион под командованием Ксина направился прямо на юг. На этот раз никого не требовалось подгонять. Солдаты с энтузиазмом маршировали первые сутки, лишь с небольшими остановками для отдыха. Котолак объявил привал после полудня второго дня, и на следующее утро с рассветом они снова двинулись в путь. К заходу солнца шедшие впереди разведчики увидели Южный Океан и устье Безымянной Реки. Туда они подошли ночью. Колонна легиона распалась на отдельные манипулы, которые заняли позиции в многочисленных ущельях, долинах и на холмах, приготовившись к атаке. В соответствии с приказом Ксина строй развернулся фронтом не длиннее шестисот шагов, на расстоянии неполной мили от берега океана. На рассвете котолак в сопровождении нескольких офицеров и разведчиков поднялся на холм, откуда открывался прекрасный вид на место десанта островитян.

Суминорцев ожидало разочарование.

В заливе стояли на якоре сорок восемь военных кораблей, в том числе три двухкорпусных «бича моря». К сожалению, все они находились на расстоянии самое меньшее пятисот шагов от берега, то есть были для тяжеловооруженных пехотинцев полностью недостижимы. Одновременно на песке, среди нескольких десятков наспех сколоченных бараков, суетились не больше ста человек. Бараки эти, видимо, были складами, в настоящее время по большей части пустыми, о чем свидетельствовали выставленные лишь кое-где часовые. Атака с фронта в такой ситуации была предприятием бессмысленным и к тому же рискованным, учитывая возможность обстрела берега из метательных орудий на кораблях.

Кто-то тихо выругался.

– Что будем делать? – спросил пятисотник Найстито, худой и жилистый, командир четвертой манипулы и уже три дня – правая рука Ксина. – Мы не можем слишком долго ждать. Они быстро обнаружат присутствие пяти тысяч солдат…

Котолак нахмурился.

– Надо подумать, – мрачно проговорил он.