След огненной жизни. Мессенские войны

Так не лучше ли война — походы, битвы, грабежи, привольная жизнь, чем мирное существование у себя в Спарте?

Так думала молодежь, мечтавшая о войне.

Старейшины и цари тоже не были спокойны. Прекрасна их Спарта, стоящая среди скалистых гор, неприступная для врагов. Но скудны и каменисты их пашни, много болот, на которых ничего не посеешь… А рядом цветет и зеленеет и дает обильные плоды по-прежнему недоступная мессенская земля!

Может быть, за то время, что прошло в ожидании, что-нибудь изменилось в решении богов? Может быть, теперь они иначе отнесутся к Спарте, если она все-таки постарается захватить Мессению?

Цари и жрецы стали советоваться с богами. Жрецы приносили «в жертву животных. Заколов над жертвенником быка или барана, они раскладывали на алтаре окровавленные внутренности и разглядывали, как лежит печенка, как выглядят легкие, сердце. Если печенка с каким-нибудь пороком, будет неудача, несчастье. Если есть какой-то порок в легких, задуманное надо отложить, успеха не будет. Если есть порок в сердце или сердца совсем нет (жрецы уверяли, что так тоже бывает!), то жди большой беды.

На этот раз все жертвы сулили спартанцам успех и удачу. И печень такая, как нужно, и легкие здоровы, и сердце без изъянов. Ответы богов были благоприятны. Надо начинать войну.

И спартанское войско стало снова готовиться к походу. Царей и старейшин смущало одно: войско их уменьшилось, наемных критских стрелков у них на этот раз не было. На помощь других народов Пелопоннеса надеяться нельзя. Стараясь захватить Мессению во что бы то ни стало, спартанцы своими беззакониями и вероломством посеяли к себе всеобщую ненависть. Особенно ненавидели Спарту соседи — Аргос и Аркадия. Спартанцам уже стало известно, что из Аргоса тайно сообщили в Мессению:

— Если начнете войну, мы придем и поможем вам.

Аркадия же объявила мессенцам открыто:

— Если начнете войну против Спарты, мы идем к вам на помощь!

Несмотря на все это, Спарта все-таки решила снова начать войну. И вот опять загремели копья и щиты, зазвенели мечи у пояса. Снова тяжкий шаг военных отрядов глухо загудел на каменистых, опаленных солнцем дорогах. Снова спартанцы надели пурпурные одежды, на которых меньше видна кровь от раны… Спартанцы говорили, что кровь, выступая на пурпуре, кажется темнее и тем устрашает врага. Но старые люди знали, что кровь на белых одеждах бросается в глаза и пугает своих же товарищей, а кровь на пурпуре мало заметна.

Когда спартанцы вступили в Мессению, мессенских союзников еще не было: они не успели прийти. Мессенцы не знали, как быть: принимать сражение или подождать союзников?

Эвфай и старейшины посоветовались между собой.

— Прорицание обещало нам победу, — решили они, — не будем ждать помощи. Примем сражение!

Было все так же, как шесть лет назад. Дрались отчаянно, не уступая друг другу. То одни побеждали, то другие. Бились отряд против отряда. Бились один на один. Лучшие бойцы выходили на середину и бились насмерть.

С особенной отвагой сражался сам мессенский царь Эвфай. Ему снова пришлось стоять против спартанского царя Феопомпа. Еще в прошлую битву эти два царя стремились убить друг друга. Ненависть их осталась такой же сильной и до сего дня этой злосчастной войны.

Феопомп приходил в ярость оттого, что спартанцы до сих пор не могут победить мессенцев, хотя казалось, что сделать это не так уж трудно. Он не мог забыть, что Эвфай и прошлый раз заставил его бежать. Сердце его сгорало от стыда, и он рвался расплатиться с Эвфаем за свой позор.

А Эвфай бросался в битву, не помня себя от обиды и горя. Снова они здесь! Снова пришли разорять и грабить Мессению!

В запальчивости Эвфай, не оглянувшись, есть ли у него защита, кинулся в бой со спартанским отрядом, который окружал Феопомпа. К Феопомпу он пробиться не смог. Он получил сразу несколько тяжелых ран и упал. Он уже терял сознание, истекая кровью. Но еще дышал. Спартанцы бросились к мессенскому царю, чтобы унести его тело и тем опозорить мессенцев. Однако мессенцы были слишком преданны Эвфаю, а кроме того, дорожили своей воинской честью. С новым мужеством они ринулись в битву — умереть, но не допустить такого позора: отдать врагу тело своего царя!

И вот опять загремели мечи, яростные крики поднялись над полем битвы.

Только ночь развела врагов.

Мессенцы унесли Эвфая в свой стан. Он был еще жив.

— Как сражались мессенцы? — теряя силы и свет в глазах, спросил Эвфай.

— Мессенцы были в битве не ниже, чем спартанцы, — ответили ему окружавшие его воины. — Мы ни в чем не уступили врагу!

Но о том, что в сражении за Эвфая спартанцы убили Антандра — лучшего друга царя и лучшего полководца Мессении, они ему не сказали.

Спартанцы и на этот раз, ничего не добившись, вернулись домой.

А через несколько дней после битвы мессенский царь Эвфай умер. Он царствовал тринадцать лет. И все тринадцать лет воевал со Спартой, отстаивая свободу своей родной Мессении.

Царь Аристодем

В Мессении не стало царя.

Если бы у Эвфая был сын, он стал бы теперь царем. Но у Эвфая не было сыновей.