— Пожалуй, — согласилась она, на сей раз без насмешки. — У вас безукоризненный английский, я бы скорее вас приняла за долго жившего в Австралии англичанина или американца-южанина…
Совпадение это или нет? Очень уж странное попадание в десятку. В свое время Мазуру
— У нас английскому не так уж плохо учат, — сказал он в конце концов, чтобы не затягивать паузу. — Слышали, быть может?
— У
— Ну, я себя и не выдаю за помощника прокурора, — сказал Мазур.
— А я, по-вашему,
— Нет, я просто хотел сказать, что не стараюсь прикинуться мирным обывателем, вам же обо мне должны были чуточку рассказать.
— Ага. — Она помолчала. — Интересно, сколько американцев вы убили?
— А вы спросите как-нибудь у прилетевших с вами мальчиков, сколько они убили русских, — сказал Мазур спокойно, ничуть не задираясь. — Ведь определенно случалось…
— Я понимаю, — сказала она не без строптивости. — И можете на меня положиться во всем, что касается дисциплины. Но это еще не значит, что эта командировочка мне нравится…
— Вот совпадение, мне тоже.
— Это ведь не в Америке придумали — охотиться на людей, словно на оленей…
— Джен, вы забыли одну крохотную детальку, — сказал Мазур. — Но весьма многозначительную. Придумали-то наши доморощенные Эдисоны, зато мы с вами вынуждены таскаться по диким лесам как раз из-за ваших соотечественников… Которые, узнав про здешнее сафари, о правах человека отчего-то не кричали… Ну что, боевая ничья?
— Пожалуй, — сказала она, подумав. — А вы — коммунист?
— Бывший член партии, — сказал Мазур, сплюнув за борт. — Давайте не будем углубляться в теоретические дебри? Вам все равно не понять… Нельзя было заниматься кое-какими делами, не записавшись в партию, — как у вас невозможно остаться в славных рядах ЦРУ, будучи голубым или наркоманом…
— Но вы не против демократических реформ в России?
— Вы прелесть, — сказал Мазур. — Я вами очарован. Можно, я возьму вас за руку?
— Я серьезно спрашиваю.
— Я всегда был сторонником западного мира, — сказал Мазур доверительно. — Я просто мечтаю покинуть эту империю зла. Вывезите меня отсюда в чемодане, ладно? Или выходите за меня замуж, чтобы потом воссоединить семью… Выразить невозможно, как я жажду припасть к стопам мраморного Авраама Линкольна, облобызать их с радостным воплем…
Она совершенно серьезно ответила:
— Но у вас сейчас демократия, зачем же бежать в США?
«Очаровательный ребенок, — подумал Мазур. — Такой живой, милый, непосредственный…»
— Там, куда мы плывем, демократией что-то не пахнет, — сказал он хмуро. — А вот при коммунистах такого безобразия не было.
— Но тоталитаризм…
— Ладно, оставим теорию, — сказал Мазур. — Подумайте лучше, как нам с вами повезло. В прошлые времена, будь мы героями шпионского романа, у нас было бы только два варианта будущего. Смотря где роман написан. Если у нас, вы в конце концов пленились бы идеями коммунизма и остались бы здесь строить социализм из материала заказчика. Если у вас, я непременно прозрел бы, осознал преступную суть коммунистического режима и упорхнул бы следом за вами в Штаты, где стал бы уличным проповедником или продавцом мороженого… Слава богу, мы от этих штампов избавлены, вам не кажется? — фыркнул он. — Впрочем, в обоих вариантах не исключалась бы эротическая сцена с нашим участием: в нашем романе изображенная предельно пуритански, с отеческим поцелуем в лобик, в вашем — гораздо более раскованная… Нет?
Она наконец засмеялась:
— Нет, вы и правда на русского совершенно не похожи…
— А вы их много видели? То-то…
— Красиво, правда?
Ночь стояла лунная, хоть иголки собирай. Они оставили Шантарск далеко позади, давно уже потянулись дикие места, бравшие начало, в общем, не так уж далеко от города, если плыть или ехать на север, — ив чистом небе висела огромная, пухлая, ярко-желтая луна, освещая тайгу так, что четко выделялось каждое дерево, а звезд высыпало и вовсе неисчислимо. Будь на сердце поспокойнее, можно блаженно любоваться ночной красой, исподтишка пытаясь залучить в ладонь тонкие девичьи пальчики…