Так уж сложилось, что под настоящими фамилиями выступали лишь лейтенант-коммандер и майор Прагин. Трех молчаливых глаголевских ореликов Мазур знал, как Иванова, Петрова и Сидорова, а заокеанские, соответственно, были — Смит, Джонс и Браун. Ради той же экономии времени, чтобы не тратить время на запоминание подлинных имен, которые все равно предстояло очень быстро забыть.
Мазур шагнул к терему — и в кильватер ему тут же пристроился походный штаб в лице майора, лейтенант-коммандера и, конечно, Джен. Точно, начиналось самое веселое: в полном соответствии с богатыми традициями кладоискательства. Когда все участники окончившегося успехом предприятия, нашаривая под тельняшками пистолеты и ножи, начинают оценивающе коситься друг на друга, заранее подозревая соседей в тех же замыслах, которые питают сами, прикидывая, не уменьшить ли число пайщиков до самого минимального… «Пожалуй, — мельком подумал Мазур, — у американцев гораздо тревожнее на душе — мы как-никак у себя дома, в самом буквальном смысле близ центра России, а они оказались затерянными в Сибири. На их месте я бы тоже легонько переживал…» Они шагали по роскошным хоромам, все так же напоминавшим дурную декорацию из голливудского фильма: сводчатые потолки из полированных кедровых плашек, повсюду на уступчатых стеллажах сверкают огромные старинные самовары, на стенах висят дуги, ярко расписанные, с гроздьями колокольчиков, иконы понатыканы без всякого складу и ладу… Судя по лицам американцев, окружающая аляповатая роскошь производила на них большое впечатление. Возможно, они в простоте своей свято верили, что поместья сибирских латифундистов так испокон веку и выглядели.
— Кого первого, сэр? — спросил шагавший впереди Браун. — Мы их, как вы и приказывали, оставили там, где взяли…
— Ведите к старику, — сказал Мазур не раздумывая. — Да зажгите свет, что ли, теперь никакой разницы…
Первым шагнув в высокую дверь, Браун нашарил выключатель. Ермолай свет Кузьмич пребывал в тишине и покое — лежал на постели в одном исподнем, умело и старательно опутанный белыми нейлоновыми веревками, с надежно вставленным в рот кляпом, и не какой-то импровизированной самоделкой, а надежным изделием из тех, что выпускают малыми сериями невидимые миру мастерские, где последний слесарь держит дома в шкафу кителек с погонами. После вульгарной роскоши терема его комнатушка выглядела весьма аскетически — железная кровать, двустворчатый шкаф, тумбочка, почерневшая икона в углу с тусклой лампадкой. Святой пустынник, да и только. Лишь валяющаяся на тумбочке амуниция портит картину — пистолет из кобуры забрали, а саму оставили за ненадобностью на прежнем месте.
— Ну, здравствуй, старче божий, — сказал Мазур, присаживаясь на край постели. — Так и думал, что свидимся когда-нибудь… Ты мне что, не рад? Лично я, скажу откровенно, радешенек…
Кузьмич, извиваясь, откатился подальше, пока не застрял, привалившись к стене. В глазах стоял столь откровенный ужас, что Мазур посмотрел, не расплывается ли из-под старого знакомого лужа. Лужи пока что не было.
Двумя пальцами вытащив резиновый кляп, Мазур не глядя отбросил его в угол, вытер пальцы о растрепанную бороду пленника и, превозмогая яростное желание выхватить нож, сказал:
— Ну, вякни что-нибудь, старче божий. Ты же, я помню, краснобай, каких поискать.
Краем глаза он видел, как лейтенант-коммандер, склонившись к уху Джен, торопливым шепотом переводит. Пожалуй, она и впрямь не понимала по-русски ни словечка — столь жадное, мучительное любопытство в глазах, пожалуй, не подделаешь. Американец замешкался, и Джен, не раздумывая, подтолкнула его кулачком в бок.
— Живучий ты, я смотрю, — сказал Кузьмич, подбирая каждое слово так осторожно, словно говорил на родном языке впервые. — Неисповедимы пути господни…
— Бывает, — сказал Мазур. — Погода переменчива…
— Издеваться будешь? — спросил Кузьмич обреченно. Лицо у него сплошь покрылось крупными каплями пота.
— Что, страшно?
— А кому не страшно? — Он молниеносно окинул стоящих за спиной Мазура цепким взглядом. — Я вас предупреждаю, гости дорогие: здесь вам не притон, а серьезный государственный объект, так что на каждого из вас найдется статья…
— Ну ты и сволочь, — сказал Мазур не без некоторого восхищения. — Может, еще скажешь, что и ты при погонах?
— Бог не дал, — смиренно сказал Кузьмич.
— Ага, погоны ты больше по другую сторону колючки видел… — Мазур усмехнулся, видя исказившую лицо старика гримасу. — Ну да, рассказали мне давеча твою боевую биографию.
— Ошибки молодости, — философски сказал Кузьмич. — Мало ли по юному неразумию нагрешишь…
— Ладно, хватит, — сказал Мазур. — Я бы с тобой побеседовал как следует, да времени нет, на твое счастье… Кассеты где? Кто у вас гулял с ключиками от сейфа — ты или Полковник? Живо, сволочь старая, ты на свете порядочно пожил, знаешь, когда пора заливаться соловьем, чтобы ремни из спины резать не начали…
— А что с Полковником? — тут же спросил Кузьмич.
— Да лежит тут, неподалеку, — сказал Мазур. — Спеленутый, как младенчик.