След сломанного крыла

Хрустальные часы на каминной полке показывают, что полночь уже прошла. Настанет новый день, но он будет похож на все предыдущие настолько, насколько рутина в принципе может быть однообразной. Все проснутся и соберутся вовремя, наскоро позавтракают и поспешат по своим делам. Она никогда не думала, что ее жизнь станет такой. Правда, в юности она вообще об этом не думала. Ее отец все решал за нее, и она считала, что так будет и дальше.

Ей было тринадцать, когда отец выбрал для нее главный предмет специализации в колледже. Он перебрал различные виды деятельности и решил, что карьера старшей дочери в сфере финансов вернее всего окупит его затраты. Не имело значения, совпадают ли его планы с интересами Марин, она никогда не осмеливалась жаловаться. Протест не вызвал бы сочувствия и, более того, мог разжечь гнев отца, так что не стоило и пытаться. Марин посещала курсы при колледже и стала экспертом в своем деле, окончив через два с половиной года колледж, а затем получив степень МБА[7]. Это было гарантией ее продвижения по служебной лестнице, ее карьеры, которая стала для нее всем. Гарантией добывания средств к существованию. Разве за это она не должна благодарить своего отца?

Она все еще не готова ко сну и садится на диван. Она поджимает под себя ноги, и воспоминания о ночи перед свадьбой наплывают на нее.

Марин наблюдает за всем происходящим из коридора перед ванной комнатой. Рани ставит свадебное приглашение перед алтарем, сооруженным из фотографий умерших родственников. Она включает все лампы в доме и включает кассету с индийской музыкой.

В ванной Соня локтем отталкивает Тришу от раковины.

— Жуть какая! — она выплевывает пасту и полощет рот водой. — Мы что, будем смотреть на мертвых?

— Да. Полчища мертвецов придут и будут плясать вокруг тебя. Они будут подходить все ближе, пока не схватят тебя, и тогда тебе конец. Бу-у-у! — дразнит ее Триша.

— Мы вовсе не собираемся смотреть на мертвецов, — Марин входит в ванную, расстегивая на ходу пижаму. — Это традиция. Мамина семья делала так, когда она выходила замуж, а теперь так делаем мы.

— Но почему? — Соня явно испугана и жмется к Марин.

— Так мы отдаем покойникам дань уважения. Мы говорим, что хотели бы, чтобы они были с нами, — Марин поворачивается к Трише: — Тебе следует быть добрее с сестрой.

— Она же ребенок!

— Да, наша маленькая сестренка. Ты будешь заботиться о ней, когда я уйду от вас, ладно?

Ее слова — мольба хотя бы о неискреннем согласии. Когда Соня заболевала, Марин снимали с уроков. Однажды из детского сада позвонили, что Соню вырвало, и Марин полчаса ждала в кабинете директора, просматривая список поручений, который ей выдали на день. Отец обычно вызывал ее гудком со стоянки, где ждал старенький автомобиль горохового цвета с хрипящим мотором. И всякий раз секретарша директора махала ей рукой, прикрывая улыбкой сочувствие.

— Но ведь ты все равно будешь часто приезжать? Правда? — Триша смотрит на сестру неожиданно жалобно. — Ведь ничего сильно не изменится?

— Не совсем так. Мне трудно будет часто приезжать.

— Почему ты должна жить у него? Почему он не может жить здесь? — спрашивает Соня. Младшие сестры, обнявшись, во все глаза смотрят на Марин.

— Таковы правила.