След сломанного крыла

Триша быстро поворачивается к ней, взглядом предупреждая ее, чтобы она оставила эту тему.

— У нас просто не получилась семейная жизнь, — мягко говорит она, безуспешно пытаясь скрыть правду. — Браки распадаются каждый день.

— Без причины? — спрашивает Марин, вступая в разговор. Она только что приклеила к коробке ярлык «Блюда и тарелки». Фарфоровая свадебная посуда остается в серванте. — Мне всегда казалось, вы обожаете друг друга.

Рани не поделилась с Марин тем, что ей рассказала о разрыве Триши с Эриком Соня. Она была уверена, что из-за Джии у Марин и так хлопот полон рот. Но от ее старшей дочери трудно скрыть правду. Для Рани эта тайна — еще один скелет в шкафу.

— У нас были разные цели в жизни, — холодно отвечает Триша. Спустя несколько секунд она спрашивает: — А как Джия? — быстрая смена темы никого не обманывает. — Она снова в школе?

С тех пор как Джия вернулась в школу, прошла неделя. Рани зашла к ним утром в день ее выхода на учебу и присутствовала при довольно неуклюжем ритуале утренних сборов. Радж говорил о погоде, не глядя на Марин. Та проверяла рюкзак Джии, чтобы удостовериться, что выполненные задания разложены по нужным папкам. Джия обняла бабушку на прощание и села в машину Раджа, который повез ее в школу. Марин тут же вернулась к своей работе, предоставив мать самой себе. Днем Рани позвонила ей, чтобы узнать, как у внучки прошел первый день, но Марин холодно ответила, что все хорошо и что Джия делает в своей комнате уроки.

— Да, — отвечает Марин. Теперь ее очередь прятать глаза. — Она оценила твою подарочную корзинку.

— Ты привезла ей корзинку с подарками? — спрашивает Соня с легкой улыбкой. — В самом деле?

— Мне хотелось ее порадовать, — говорит Триша, пожимая плечами.

— А что там было?

— Ну, диски, несколько книг… — Триша делает паузу. — Еще, кажется, смесь для горячего шоколада и гель для душа.

— Как раз то, что ей нужно, — говорит Соня. — Такое сладко пахнущее мыльце.

Соня хохочет, ее веселит нелепость ситуации.

Рани открывает рот, чтобы сделать Соне замечание, но прежде чем она успевает выговорить хоть слово, Триша тоже прыскает в кулак. Сначала она конфузливо хихикает, но вскоре уже вовсю смеется вместе с Соней. Удивленная Марин смотрит на них, но и она не в силах устоять — смех заразителен.

На мгновение все три снова стали девчонками. Они смеются так, как когда-то смеялись поздно вечером в своей комнате, объединенные общей болью, смеялись, чтобы не заплакать. Не было ни прошлого, ни будущего, было только настоящее, в котором требовалось выжить.

Глядя на дочерей, Рани мечтает навсегда удержать их здесь, в месте, где они помнили бы, что можно сообща смеяться и радоваться, когда в сердце царит печаль. Она начинает надеяться, что связь между сестрами восстановлена и после всех горестей может произойти что-то хорошее. Но надежда быстро рушится. Смех Триши становится горьким, недобрым, а потом и вовсе обрывается. С явным отвращением она трясет головой.

— Наверное, мне бы следовало побольше узнать о Джии, прежде чем выбирать для нее подарки, — говорит Триша.

— Что ты хочешь сказать? — спрашивает Марин, тоже перестав смеяться.

— Почему она не рассказывает тебе о том, что с ней происходит? — спрашивает Триша. — Это трудно понять, — Триша ставит одну коробку поверх другой. — Ты так не считаешь?

Марин медленно подходит к Трише, глядя ей в глаза:

— Хочешь знать, что я считаю?

— Джия — подросток, — прерывает ее Рани, становясь между ними. — В поступках подростков не всегда можно найти здравый смысл.

— Просто мне кажется… — начинает Триша, но Марин набрасывается на нее, не обращая внимания на дипломатические уловки матери:

— Я думаю, что моя дочь тебя не касается, и ты наверняка понимаешь, что меня не интересуют советы женщины, у которой своих детей нет, — Марин упирается руками в бока и принимает позу человека, готового броситься в битву. Внезапно ее осеняет мысль: — Не потому ли Эрик ушел от тебя? Не из-за того ли, что ты не можешь иметь детей?

— Я сама не хотела детей, — неторопливо произносит Триша ядовитым тоном. — Как тебе такой вариант? Нужны ли они вообще, учитывая наш семейный талант к материнству?

— Моя дочь всем обязана мне, — заявляет Марин.

— В том числе и синяками? — спрашивает Триша так тихо, что Рани даже не уверена, слышит ли ее кто-нибудь еще. Но когда Марин хватает свою сумку и идет к двери, мать понимает, что она услышала.

— Удачного переезда! — бросает Марин.

Рани хочет окликнуть ее, попросить дочь остановиться, пока не поздно, но слова застревают в горле. Она может только беспомощно наблюдать, как разрушается ее семья. Но едва Рани собирается смириться с неизбежным, Триша тоже бросается к двери. Опередив сестру, она с умоляющим видом говорит:

— Марин, прости меня за неуместные замечания. Я люблю Джию. Я люблю тебя. Просто я сегодня совершенно не в себе.

Триша наклоняется, ее тело напряжено, она почти готова услышать отказ. Не услышав, она обнимает Марин. Несколько секунд они стоят молча, потом старшая из сестер отступает, открывает дверь и выходит.

* * *